Мрак в конце тоннеля
Шрифт:
– Правда неправда, а я вынужден отреагировать на жалобу гражданина Калистратова.
– А почему вы? Что, больше следователей нет? Или у вас договор с Калистратовым? – пошел я ва-банк.
– Какой договор? – скривился Мурзин, презрительно оттопырив нижнюю губу.
Я достал из кармана диктофон, нажал на кнопку, и пространство кабинета заполнил дребезжащий голос Гоги.
«Следствие глохнет… Да, Платона убрать надо, тогда совсем заглохнет… Работаем… Нет, он отфутболил девчонку. Не хочет заниматься этим делом. Она к другому спецу обратилась… Думаю, не хочет рисковать. И ведет себя спокойно… Но
– Что вы на это скажете? – спросил я, возвращая диктофон на место.
– Чей это голос? – в той же пренебрежительной манере спросил Мурзин.
– Гражданина Калистратова.
– Не узнаю.
– Ну, голос не совсем соответствует оригиналу, технические, так сказать, погрешности. Но экспертиза подтвердит, что это его голос…
– Какая экспертиза? Кто вам направление на экспертизу даст? Кто возбудит дело в отношении Калистратова, если это его голос?..
– Его это голос, его.
– Ну, допустим, его голос, и что?
– Откуда он знает, что следствие глохнет?
– Какое следствие?
– То, которое вы ведете…
– Не знаю, об этом не сказано ни слова.
– Ну как же, Платона убрать надо, тогда следствие совсем заглохнет…
– Какого Платона?
– Меня.
– А может, философа Платона? Его книгу надо куда-то убрать, – с издевательской насмешкой посмотрел на меня Мурзин. – Может, грязная эта книга, поэтому и нужно ее зачистить…
– Да нет, не книгу нужно зачистить, а меня. И Вика должна была меня сделать. Зачистить, сделать – вы сами прекрасно знаете, что все это значит…
– Ну, может, и догадываюсь. Но догадки к делу не пришьешь. А вот с вас можно спросить, уважаемый Платон Григорьевич, за незаконную оперативно-разыскную деятельность. У вас была санкция на прослушивание частных разговоров?
– Нет.
– И тем не менее вы не стесняетесь выворачивать тут передо мной чье-то грязное белье.
– Я, конечно, могу очень сильно ошибаться, но что, если вы находитесь в сговоре с Калистратовым? Его люди… его рабы проникли в бункер, убили шестерых людей, похитили пятнадцать человек, я едва не погиб, а вам как будто все равно… Правильно Калистратов говорит: зачистить меня надо, пока я жив, я вам спокойно жить не дам. И не надо из меня дурака делать, я знаю, куда обращаться…
В прокуратуру я отправился на своем «Форде», с утра, перед выездом решил не употреблять, поэтому сейчас был трезвым. И злым, потому что Мурзин действовал мне на нервы. Хотелось бы кулаком проверить на прочность его носовой хрящ. Жаль, что приходилось сдерживать себя.
– Куда?
– В Генеральную прокуратуру. В отдел собственной безопасности… Сколько времени прошло, а следствие стоит на месте. У вас есть хотя бы подозреваемые?
– Есть. Вы, гражданин Молочков.
– Это ваши домыслы, не более того.
– Вы пытаетесь увести следствие на ложный путь, ищете виновных, фальсифицируете показания, мешаете проведению оперативно-следственных мероприятий. Занимаетесь противозаконной деятельностью, в конце концов. Думаю, вас нужно заключить под стражу…
– А что, я согласен. Может, это активизирует следствие, привлечет внимание общественности. Я молчать не буду, и, поверьте, у вашего начальства появятся к вам вопросы. Вам придется объяснить, почему вы не вскрыли завал, образовавшийся в бункере после второго взрыва. И почему вообще стал возможным этот взрыв…
– Почему не вскрыли завал? Вскрыли, – злорадно посмотрел на меня Мурзин. – Признаться, сделать это было нелегко, все-таки двадцать метров пришлось пройти, но мы прошли их…
– И что? – с интересом посмотрел я на него.
Врет или правду говорит?
– Ничего. Ну нашли ход, ну, ведет он в каменоломню… Но, поверьте, там нет следов человеческой крови…
– А в бункере? Я же видел на фотоснимках бурые разводы, которые тянулись к аварийному выходу.
– Да, это кровь. Но чья?
– Чья?
– Не знаю. Выясняем… Кстати, из каменоломни вниз тянется другой ход, как вы и говорили. Но лезть туда охотников не нашлось… И это еще не все… Не хотел вам об этом говорить, – замялся Мурзин. – Позавчера у нас чрезвычайное происшествие произошло. Обрушился главный вход в бункер…
– Как это обрушился? – недоуменно вскинул я брови. – Сам по себе?
– Ну, я бы не сказал, что сам по себе… Было произведено несколько взрывов…
– Кем?
– Это пока устанавливается.
– Несколько взрывов? В Москве? И я ничего об этом не знаю?!
– Взрывы произошли на большой глубине, никто ничего не услышал. И сейсмическая служба ничего не зафиксировала. Там сейчас работает Федеральная служба безопасности… Короче говоря, следствие зашло в тупик. И я не знаю, что делать…
– Есть Калистратов, он стоит за этими событиями…
– Калистратов обвиняет вас в том, что вы силой заставили его дать нужные вам показания. И никакого Валерия Полесьева, кстати говоря, он не знает. И никаких наркоманов никто не зомбировал. И к взрывам под землей он не имеет никакого отношения; во всяком случае, доказательств у нас нет…
– Но вы же знаете, что это не так.
– Ничего я не знаю… И мой вам совет: откажитесь от затеи доказать недоказуемое, – пристально посмотрел на меня Мурзин. – И еще – вы ошибаетесь, если думаете, что я в сговоре с Калистратовым. Если я и состою в сговоре, то не с ним, а с Федеральной службой безопасности… Да, это ужасно, что погибли люди. Но кому-то там, наверху, – следователь поднял указательный палец к потолку, а затем ткнул им в пол, – не хочется, чтобы мы лезли под землю. Подземелья Москвы – это ни много ни мало, а вопрос государственной безопасности. Очень сложный, скажу вам, вопрос. И напрасно вы думаете, что этим происшествием никто не занимается. Занимаются. И вход в бункер скоро разберут, и самодельную штольню разроют. Но поверьте, без нашего с вами участия. Этот ход может вести в секретное метро, по которому время от времени перемещаются первые лица государства. Как вы думаете, там, наверху, этого не понимают?.. И Калистратовым, поверьте, занимаются. Он поступил глупо, скажу вам честно, обратившись ко мне с жалобой на вас. И вашу пленку я отдам, кому нужно. Я отдам, а не вы…