Мститель
Шрифт:
Маркиз вдруг вздрогнул и слегка потянулся. Его черные глаза на мгновение затянула какая-то мутная пленка и губы приняли выражение жестокое и сладострастное: он вспомнил, как она была жалка и красива, когда он бил ее вот этим самым хлыстом.
Ему вдруг стало жаль, что она умерла и ее уже нельзя истязать и унижать. Это было так остро, когда избитая, униженная, плачущая женщина все-таки не смела отказать ему в ласках...
"Да, она была интересная женщина!
– мелькнула у него мысль, и ноздри его характерного носа чуть-чуть раздулись.
– Она была красива, эта
– подумал он... Она умела отдаваться!.. А какое покорное и молящее выражение было в ее глазах, когда она увидела..."
Маркиз внезапно содрогнулся. Что-то холодное пробежало у него под волосами и по спине. Легкая бледность покрыла синевой щеки. Маркиз со злобой ударил лошадь по шее рукояткой хлыста и поскакал.
Пыль поднялась за сверкающими подковами, ветер зашумел в волосах маркиза, белые пришоссейные столбики замелькали мимо, горы быстро понеслись навстречу, и крыша фермы показалась среди кущи запыленных деревьев.
Далеко позади по белой ленте шоссе бежала какая-то синяя человеческая фигурка, но маркиз ее не видел. Не доезжая фермы, он вдруг сдержал лошадь, на секунду задумался и, улыбнувшись одними кончиками губ, свернул на тропинку.
II
На дворе фермы шла обычная, трудная и пыльная работа. Грузные потные крестьяне вилами ворочали солому, таскали мешки и гнули свои широкие спины, промокшие на лопатках. Пахло теплым навозом и молоком. В тени, под навесом колодца, высунув длинный красный язык, лежала большая собака и при виде всадника лениво замахала хвостом.
Маркиз остановил лошадь, приподнялся на стременах и крикнул через забор:
– Эй, вы!..
Несколько грубых и грязных лиц со струйками пота на щеках поднялись над открытыми, черными от загара грудями. Шляпы медленно сползли со спутанных, пересыпанных соломой голов. Ряд недружелюбных любопытных глаз уставился на маркиза внимательно и сумрачно. Никто ему не ответил.
– Дома Лиза?
– спросил маркиз, ни к кому, собственно, не обращаясь.
– Я хочу напиться молока, - прибавил он небрежно и отвернулся, уверенный, что этого достаточно.
Прошло несколько минут. Те же недружелюбные серьезные глаза смотрели на лошадь и всадника. Большая собака лениво встала, потянулась на всех четырех лапах и подошла к ногам лошади, махая мохнатым хвостом. Лошадь насторожилась, потянула поводья вместе с рукой маркиза и, опустив морду, осторожно стала принюхиваться к новому знакомому. Ноздри ее раздувались и опадали.
Маркиз снял шляпу и вытер платком слегка влажный выпуклый лоб.
Калитка отворилась, и появилась невысокая, очень молоденькая и хорошенькая девушка, одетая наполовину по-крестьянски, наполовину по-городски. Ее корсетка и короткая юбка выпукло и крепко обрисовывали упругую фигуру, а свежие круглые плечи под белой рубашечкой с широким вырезом тепло и нежно золотились легким загаром. Милые черные глаза смотрели на маркиза робко и радостно.
– А!
– с небрежной и снисходительной лаской протянул он.
– Добрый день, моя крошка!.. Ну, как живем?
– Наклонившись с лошади и близко глядя в эти наивные, немножко испуганные глаза, маркиз негромко
Нежный румянец под загаром разлился по щекам девушки. Глаза ее выразили столько смущения и восхищения, что в ответе нельзя было сомневаться.
– Господин маркиз шутит!
– с дрожью в голосе прошептала она.
– Разве я могу... Я так плакала, когда узнала, что господина маркиза арестовали... я думала...
Легкая тень недовольства прошла по лицу маркиза.
– А, да...
– небрежно проговорил он, но в голосе его было нечто такое, что голосок Лизы сорвался и глаза испуганно раскрылись.
– Так ты плакала, маленькая плутовка?
– еще ниже склоняясь к девушке и мгновенно меняя голос, зазвучавший какими-то особенными, горячими и вкрадчивыми нотами, переспросил маркиз.
– Тебе было жаль меня?
Глаза Лизы наполнились слезами, руки чуть-чуть приподнялись к груди и опустились бессильно. Маркиз понял это движение безграничной любви и самодовольно улыбнулся. Если бы не люди, она схватила бы его руку, поцеловала бы ее и прижала к сердцу в порыве бесконечной нежности и покорности.
– Ну, так я вознагражден за все мои страдания!
– шутливо воскликнул маркиз.
Грусть промелькнула на хорошеньком личике.
– Господин маркиз все шутит со мною...
– печально пробормотала она.
Слегка прищурившись и покачивая ногой в стремени, маркиз сверху пристально смотрел на девушку, как бы что-то соображая. Хищное и сладострастное выражение опять появилось в углах его рта.
– Я не шучу!
– сквозь зубы возразил он.
– Шутит сама Лиза!
Глаза девушки так раскрылись от удивления и негодования, что, казалось, покрыли собою все лицо.
– Я?
– вскрикнула она громко, забывая, что ее слышно на дворе.
Она сложила руки ладонями внутрь, как на молитве, и с укором покачала головой.
Маркиз по-прежнему загадочно и жестоко улыбался, глядя ей прямо в глаза и покачивая обтянутой ногой.
– Конечно, - медленно проговорил он, - если бы Лизе действительно было бы жаль меня, она давно перестала бы меня мучить!
На этот раз горячий румянец, несмотря на загар, густой волной залил не только лицо, но и шею и плечи девушки. Беспомощно и жалобно она взглянула на маркиза, и руки ее задрожали.
– Или, может быть, Лиза уже больше не будет меня мучить?
– еще тише, горячим шепотом, совсем склоняясь с лошади и не спуская с глаз девушки откровенно наглого взгляда, продолжал маркиз.
– Да?.. Не будет? Она не будет?
Губы девушки шевельнулись, она огромными глазами повела в лицо маркизу и вдруг побледнела.
– Да?.. Так не будет?.. Да?
– вился и обжигал ее жаркий шепот, от которого дрожало и ныло все ее молодое, сильное, страстное тело.
В глазах девушки все потемнело, все слилось в мутный зеленый круг, и видела она только его- прекрасного, недосягаемого, великолепного. Ноги и руки ее охватывала какая-то сладостная слабость, полные розовые губы сами собой безвольно приоткрылись навстречу поцелую, и полоска белых зубов блеснула между ними.