Мстительные духи
Шрифт:
— Ты не обязана идти со мной, — сказал Харуто. — Но мне нужна Шики.
Кира ощутила дрожь снова, она началась у ее шеи и спустилась к пяткам.
— Я в порядке. Просто… что-то ощущается странно.
Харуто пожал плечами, а потом поежился.
— Шахта захвачена. Она и не может ощущаться нормально. Давай узнаем, с чем мы имеем дело. Шики, немного света, пожалуйста.
Маленький дух вылетела из парика, прыгнула с плеча Киры на плечо Харуто, оставив клок волос на плече Киры. Она вдохнула, раздулась и засияла ярко-оранжевым, как фонарик. Кира сбросила с плеча парик.
Кира заскулила и побежала за Харуто.
— Что? — спросил он.
— Парик, — Кира указала за себя. — Он пропал.
— Хорошо.
— Но он убежал сам.
Харуто остановился и оглянулся, посмотрел на Шики. Маленький дух ярко сияла, засвистела с дрожью. Кира, казалось, услышала, как парик или то, что его захватило, зашуршало во мраке, но когда она повернулась, чтобы отыскать его, была только тьма и камень вокруг. Харуто покачал головой и пошел глубже в шахту. Кира поспешила его догнать, обняла его руку.
Они шли вдоль веревки глубже в шахту. Туннель порой разделялся, но они шли за веревкой. Так они хотя бы найдут выход. Тут было бы просто заблудиться. Если свет Шики потухнет, они останутся во тьме и не найдут выхода. Стоило Кире так подумать, стены стали давить на нее, было сложно дышать. Она крепче обняла руку Харуто.
— Нормально, что два ёкая появились в одно время? — спросила Кира. Тишина делала шахту еще страшнее. Ей нужен был шум, даже если это был ее голос.
Харуто пожал плечами.
— Это случается все чаще. За последние десять лет много потерянного возвращается в мир. Духи, потерянные техники, заточенные драконы. Нынче все больше ёкаев появляется. Раньше я бродил от города к городу в поисках работы. Теперь, — он вздохнул, — куда бы я ни пошел, все просят моих услуг. Оммедзи — другие оммедзи — не так много путешествуют в эти дни. Проще найти богатого покровителя и работать у него.
Туннель разделился надвое, и они пошли вдоль за веревкой в правый коридор. Кира подумала, что услышала скрежет когтей за ними, повернулась, отчасти ожидая увидеть, что парик вырос и мог проглотить ее. Но, если что и было, свет Шики на это не попадал.
— Парики-людоеды, — прошептала она.
— А?
Кира покачала головой.
— Думаешь, хозяева шахт подсунули друг другу ёкаев? — спросила Кира.
— Я давно перестал удивляться тому, до чего людей доводит жадность, и на что они идут, чтобы скрыть свои преступления, — он звучал гневно, и Кира подумала, что должна тоже злиться. — Использование духов так — непростительно. Никто не просит, чтобы стать ёкаем, ты должна это знать. Так случается с человеком, проклятие делает его монстром.
Кира посмотрела на свои ладони, гадала, имел ли он в виду ее. Она не была уже ёкаем, она была чем-то еще. Это все еще делало ее монстром?
— Ёкаи не злые, — продолжил Харуто. — Злой не человек, а его выбор. Ёкаи слушаются инстинкта. В их природе мстить. Потому они существуют. Они не злые, но любой, кто решает использовать их, чтобы творить ужасы, злой. Дело в выборе, который он делает.
— А онрё? — спросила тихо Кира.
— Ты полна вопросов, — сказал Харуто. Он попытался высвободить руку, но она сжала сильнее. — Онрё другие. Вы все еще достаточно люди, чтобы принимать решения, как делают все. Вы не можете винить природу или инстинкт. То, что ты делаешь, и какая ты, — твой выбор, и последствия на твоей совести. Шин выбрал быть злым, убивать невинных людей в Небесной Лощине, а то и не только там.
Кира не знала, было ли это правдой. Звучало правильно, но она все же ощущала трепет, когда пугала людей отражениями. Это было ее истинной натурой? Сторона унгайкьо выбиралась, чтобы захватить ее? Она поежилась, услышала треск стекла, зуд пробежал по ее руке. Она опустила взгляд и увидела, как трещина потянулась выше ее ладони, словно ее кожа была разбивающимся зеркалом. Она быстро накрыла трещину рукавом кимоно.
— А если…
— Тихо! — резко сказал Харуто. Он замер и склонил голову. — Слышишь это?
Тихий шум донёсся из глубин шахты, но Кира прислушалась и определила его. Кто-то плакал. Рыдал, запертый во тьме.
Они поспешили глубже в шахту. Тяжелый затхлый запах висел в воздухе, смешивался с едкой вонью, становился сильнее, пока они заходили глубже. Кира закрыла рот и нос рукавом. Если Харуто запах не нравился, он не подал виду. А Шики свистела жалобы, хотя у маленького духа даже не было носа.
Рыдания стали громче, дрожали на стенах вокруг них, пока не стали вдруг почти оглушающими, один голос, два, двадцать силились в какофонии страданий. Кусочки воспоминаний ударили по Кире: люди кричали в ужасе, просили отпустить, люди смотрели в ее зеркало, видели, как их лица гнили, монстры поднимались, чтобы порвать их на кусочки. Лица людей, которых она мучила, как ёкай, были в стенах вокруг нее, кричали снова и снова. Те крики когда-то были музыкой для ее ушей. Они были ее песней. Она пела ее, когда… когда…
Стекло треснуло, холод поднялся в груди, покалывал шею.
— Кира! — Харуто сжал ее плечо и встряхнул. Она разбилась, кусочки зеркала упали вокруг нее. Она согнулась, обняла колени, хотя не помнила, как до этого дошла. Вой утих. Лица в камне были тенями… ясное дело. Она медленно встала.
— Мне тут не нравится, — сказала она, ощущая дрожь в голосе.
Харуто кивнул.
— И не должно. То, с чем мы столкнулись, пытается нас напугать, — он огляделся. Тихий крик доносился откуда-то, слова были приглушены, словно звучали под толстым одеялом.
— Ты не напуган, — сказала Кира, шагая за ним. Она не хотела, чтобы он уходил далеко вперед, чтобы призраки ее прошлого не вышли снова.
Он пожал плечами.
— Двести лет опыта научили меня, что многие ёкаи используют страх, потому что у них есть только это. Подумай о своем времени в зеркале, — она не хотела вспоминать это. Мутные картинки напоминали сны, даже этого было слишком много. — Ты пыталась напугать людей до смерти, но не могла выйти из зеркала. Ты была заперта. И я бессмертен. Я больше переживаю за то, что будет с тобой, чем за себя.