Мучная война
Шрифт:
— А кто нас будет встречать? — быстро спросил Николя, сделав вид, что не расслышал вопроса.
— Во дворце имеется свой управляющий, он именуется главным гофмейстером, Obersthofmeister, и руководит дворцовой жизнью. Его помощник, обер-камергер, именуемый Oberstkammerherr, организует аудиенции, и поэтому считается лицом более влиятельным. Мы же будем иметь дело с обер-маршалом; этот Oberstmarschalи будет нас встречать.
По мере приближения к дворцу волнение Бретейля возрастало, однако Николя заметил, что эти переживания доставляют послу удовольствие. Впав в тревожное ожидание, он даже забыл о Жоржеле, что не могло не обрадовать
— Помните, что я вам сказал, — шепнул ему Бретейль, скидывая шубу.
Усмирив закапризничавших лошадей, кучер подкатил к портику главного здания. Выскочивший им навстречу офицер подвел их к субъекту в ярком мундире со множеством регалий, и тот церемонно их приветствовал. Поклонившись комиссару, он отвел посла в сторону и что-то тихо сообщил ему, а потом пригласил обоих следовать за собой. Обер-маршал вел гостей долгим и запутанным путем. Поднявшись по парадной лестнице, они прошли через бесконечную анфиладу комнат, в каждой из которых Николя с удивлением отметил наличие изразцовых печей. Эти печи давали ровное приятное тепло, отличное от удушающего жара, исходившего из огромных каминов Версаля. Когда они наконец добрались до кабинета императрицы, их, несмотря на многочисленные предупреждения посла, безо всяких церемоний провели внутрь. Размеры кабинета, действительно, требовали ограничить поклоны и предписанные этикетом шаги. Барона де Бретейля пригласили занять место в кресле. Николя остался стоять, и двое лакеев осторожно опустили к его ногам ящик, содержащий драгоценный бюст, доставка коего явилась целью его приезда в Вену.
— Господин посол, я искренне рада вас видеть, — произнесла императрица по-французски с легким немецким акцентом.
— Осмелюсь представить вашему величеству маркиза де Ранрея, коему мой повелитель поручил сопроводить сей ценный груз, ожидающий, когда его вручат вашему величеству.
Мария Терезия перевела свой требовательный взор на Николя, но тот, отвесив изящный полупоклон, взгляда не отвел. Готовый к подобному испытанию, он принял отстраненный вид человека, сызмальства привыкшего лицезреть коронованных особ. В свое время покойный король, память о котором не покидала его никогда, произвел на него неизгладимое впечатление. В дальнейшем, при встречах с его величеством, величайшее почтение и преданность помогли ему преодолеть страх и робость. А в исключительных обстоятельствах он начинал ощущать себя зрителем, взирающим на себя со стороны, и это чувство вытесняло у него все остальные эмоции.
Не дрогнув, он выдержал вопрошающий взор глубоко посаженных голубых глаз, являвший собой резкий контраст с добродушным, на первый взгляд, лицом. Черная кружевная косынка не скрывала редкие волосы. Огромное бесформенное тело, казалось, вот-вот утонет в глубоком кресле, и только пышные шелка не дают ему это сделать. Ее короткое свистящее дыхание, отчетливо звучавшее во всепоглощающей тишине кабинета, внушало сострадание. На покрасневшем лице выделялась улыбка, более похожая на гримасу. Несколько раз черты лица императрицы искажались, свидетельствуя о терзавших ее болях, а следом содрогалось и массивное обрюзгшее тело. Когда она с усилием попыталась усесться поудобнее, над полом мелькнули ее ноги, обмотанные бинтами и обутые в растоптанные туфли без задников. Николя вспомнил больные ноги Полетты, и охватившее его сочувствие поставило сводню и императрицу на одну доску. Соблюдая правила этикета, он почтительно ждал, когда к нему обратятся, а в ожидании любовался комнатой, украшенной резным декором в виде цветочных и фруктовых гирлянд, увенчанных китайскими зонтиками, раскрашенными под фарфор — в бело-голубых тонах. Сотни сценок из китайской жизни, выполненных синей тушью, и несколько портретов в рамах дополняли очаровательное убранство. Окна были тщательно законопачены, чтобы не уходило тепло, отчего в кабинете стоял смешанный запах духов и целебных бальзамов, многократно усиленный из-за духоты.
— Я очень рада, сударь, получить из ваших рук…
Она посмотрела на Бретейля.
— …и из рук министра его величества предмет, столь дорогой моему материнскому сердцу.
Сказано без излишней чувствительности.
— Перед тем как пуститься в путь, вас принимала королева?
Вопрос, заданный исключительно ради того, чтобы начать беседу. Австрийский посол Мерси-Аржанто, постоянно пребывающий в Версале, без сомнения, уже сообщил ей об этом.
— Королева не только соблаговолила дать мне аудиенцию и поручила мне сопровождать этот бюст, но и передала мне письмо для вашего величества.
Мария Терезия протянула отекшую руку, еще более красную, чем ее лицо, и Николя вложил в нее письмо, тотчас исчезнувшее в глубине рукава.
— Воспользуемся оказанной нам честью, — с усмешкой произнесла она, — дабы узнать из первых уст последние новости из Франции.
Бретейль заерзал в кресле, не решаясь вставить слово. Его движения, не ускользнувшие от внимания императрицы, явно позабавили ее.
— Но прежде, сударь, поставьте бюст вон на тот секретер.
Она повелительно указала пальцем на небольшое бюро цилиндрической формы. Ему оставалось только убрать несколько деревянных штифтов, размещенных так, чтобы коробку можно было открыть незамедлительно и без труда. Приподняв крышку, он осторожно разгреб солому, развязал шнурок, стягивавший чехол, и, словно дароносицу, поднял бюст Марии Антуанетты и поставил его на крышку указанного бюро.
— Боже мой! — всплеснула руками императрица. — Как она изменилась и похорошела! Я не узнаю мою маленькую девочку! Я вам обязана за труд, затраченный вами для доставки сюда этого чуда. Впрочем, мы были вправе ожидать от вас подобного усердия, ибо о вашей преданности покойному королю ходят легенды. Говорят, он умер у вас на руках?
Еще один изящный и вместе с тем прямой способ сообщить ему, что здесь о нем известно все.
— Я присутствовал при его кончине, но скончался он на руках у господина де Лаборда.
Ответ явно не имел значения, ей важно было задать вопрос.
— Имеет ли бюст сходство с моделью?
— Никакое искусство и никакой, даже самый тонкий, бисквит не может передать красоту ее величества во всем ее блеске.
Испустив взволнованный вздох, господин де Бретейль с истинно придворной деликатностью подтвердил сказанное.
— Да, — произнесла императрица, — мы вас понимаем. Кстати, господин посол, когда у нас будут портрет короля и моей дочери?
— Ваше величество, — начал он, исполненный восторга, что, наконец, может вставить слово, — на сегодня нет ни одного оригинала, с которого можно было бы сделать копию. Несмотря на настойчивые просьбы, мы так и не смогли уговорить его величество позировать несколько сеансов подряд, так что художник Дюплесси, удостоенный чести выполнить эту работу, только завершает писать портрет короля; завершив его, он немедленно приступит к написанию портрета королевы.
— В самом деле, моя дорогая дочь пишет, что художники буквально убивают ее и приводят в отчаяние, ибо многие пытались написать ее портрет, но их попытки столь жалки, что она не решается мне их прислать. Кстати, сударь, до меня дошел слух, что она стала настоящим арбитром в вопросах элегантности и что именно благодаря ей распространилась мода на высокие прически, украшенные перьями?