Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
– Простите, – позорно сказал я. – Мне надо подумать. Можно я сяду?
– Сев, ты назовёшь мне местопребывание проклятого Тольдо Алихеля? – спросил долговязый. – Или мои люди прибегнут к физическому воздействию…
– Постараюсь, – сказал я. И сел. Ну да, ну да. Чингиз, Угедей, Гуюк, Менгу, Хубилай…
– Попробую найти… Может, даже схемку нарисую…
С этими словами я склонился над столиком, взял ручку и лист бумаги. Лист положил поверх майорского хитрого телефона. Потом надавил ручкой на то место, где была заветная цифра…
– В Гель-Гью
– Проклятый Тольдо, – уточнил длинный. Остальные черти с автоматами грамотно перекрывали все пути моего возможного бегства. Правда, чесались то и дело. Насекомых, что ли, подхватили, милосердные мои?
– Проклятый, не без этого, – согласился я. – Редкая сволочь.
Вот так, наверное, и становятся коллаборационистами…
И перестарался, заработав очередную оплеуху.
– Проклятый Тольдо Алихель – эсмарх, – строго сказал незнакомец. – Эсмарха может оскорблять только равный. Где проклятый Гель-Гью?
Я задумался и начертил на бумаге, как мог, контуры Средиземного моря.
– Маяк вот здесь, на мысе, где корабли проходят пролив Кассет. А город лежит в востоку от забытого Кадата и к западу от Ирема Многоколонного… Только не вздумайте идти через Руританию!
Всё-таки передо мной был настоящий безумец. Но почему же сикхи ему подчиняются? Считают его за своего нового великого гуру?
Длинный довольно долго изучал мою потешную карту. Потом сказал:
– Хорошо. Сейчас мы наведаемся туда и проверим. Горе тебе, коли ты солгал!
И чётко произнёс на незнакомом языке:
– Туба! Хунду мар!
Я бы вряд ли удивился, если бы вся пятёрка вдруг исчезла и чудесным образом перенеслась в Гель-Гью. Я уже не знал, чему в этом мире можно верить…
Но они никуда не исчезли – просто застыли. Даже чесаться перестали – торчали, устремив в никуда стеклянные глаза. И предводитель застыл, вскинув руки…
Их сознание явно переместилось в Гель-Гью.
Я осторожно встал. Никто из пришельцев не среагировал.
Нормальный человек тихонько выскользнул бы из квартиры и встретил майора Кырова – предупредить, что враг вооружён, хоть и обездвижен.
Но плевать мне было на майора Кырова. Никто не смеет устраивать в моём фамильном дубуне бордель.
Меня понесло в кабинет за карабином. Того солдата, что стоял у двери, ведущей туда, я даже слегка толкнул. Он не отреагировал. О том, что враги могут внезапно «отмереть», я даже и не думал. Видимо, безумие действительно заразно. Вот они мне за всё и ответят. За друзей, за Таню, за всю мою нелепую жизнь…
Ружьё должно выстрелить в третьем акте. И неважно, что мишени неподвижны. Нет больше благородства на Земле.
Длинный, стоявший лицом ко мне, дрогнул и устремил на меня палец.
– Ты солгал! – удивлённо сказал он.
Не знаю, успел ли я нажать на спусковой крючок.
Зазвенело стекло, а дальше я ничего не помню.
Кажется, накрылся мой евроремонт…
2
Читайте
Последняя зима была ещё тяжелей первой. Потому что к одиночеству присоединился неопределённый страх. Только сейчас Мерлин почувствовал, как близки и дороги были ему и Панин, и Тимергазин, и Сучков Саша, и Дима-адвокат, и даже Костюнин – вся старая компания, где все держались друг за друга и никого не удалось купить врагам. И Таня… Только бы с ней ничего не случилось…
Он мог уйти сразу после того, как убедился, что даже нажатие красной тревожной кнопки ничего не дало. Может, сигнал и принять-то было некому…
И Дом Лося не хотел расставаться со своим единственным жильцом.
Но дожди в эту проклятую осень случились затяжные и обильные, да и в снег они перешли поразительно быстро, так что отправляться в путь он попросту побоялся. К тому же накатила какая-то хитрая простуда: начиналась с утра и проходила к вечеру…
Снег валил и валил, Мерлин не успевал сгребать с крыльца сугробы, а уж до вертолётной площадки можно было добраться, только утопая по грудь.
Чего он только не передумал, каких бредовых мыслей не перебрал! Репрессии, ядерная война, эпидемия, потоп… Ни работа, ни чтение, ни музыка не давали ему ни на минуту забыть о том, что случилась беда. И сны приходили яркие, чёткие, сюжетные, и запоминал он эти сны прекрасно, и каждый сон рождал новые страхи.
Мерлин населил все комнаты дорогими ему людьми, заходил к каждому и подолгу беседовал – это помогало. Он вытащил из кладовки опальные часы и повесил их на место снятой цифровой галереи. Отыскал даже календарь за какой-то прошедший год и стал считать дни – весьма приблизительно…
Ему и раньше приходилось подолгу ждать гостей, но тогда он знал, что о нём помнят и даже иногда думают, а теперь понимал он себя забытым и потерянным. Может, и вовсе некому о нём вспоминать…
«А если у них всё хорошо, но просто не до меня было, и прилетит Лось с извинениями – пристрелю!» – думал Мерлин, как тот джинн, заточённый в кувшине. Он спускался в тир и стрелял по ростовым мишеням, пока не начинало болеть плечо. Мишени покорно принимали всю вину на себя.
Как и когда пришла весна, он не заметил, занятый своими переживаниями. Просто сошёл с крыльца и почувствовал, что снег совсем сырой…
Собирался Мерлин в дорогу основательно. Достал старые распечатки панинских инструкций – Сохатый всё предусмотрел, даже консервацию своего жилища…
Он снова, как в первые дни, обходил все помещения потайного дворца – не горит ли где светильник, не осталась ли включённой стиральная машина, хотя всё хозяйство могло быть усыплено одним-единственным движением рубильника. Ничего, Дом Лося поймёт, что о нём заботятся, и отпустит…
Ручей выведет к речушке, речушка – к реке, убеждал себя Роман Ильич.