Мудрость ангельская о Божественном провидении

Сведенборг Эммануил

Глава седьмая

ЧЕЛОВЕК ВНУТРЕННЕ ВВОДИТСЯ В ИСТИНЫ ВЕРЫ И В ДЕЛА МИЛОСЕРДИЯ, ЛИШЬ НАСКОЛЬКО ОН МОЖЕТ В НИХ БЫТЬ УДЕРЖАН ДО КОНЦА ЖИЗНИ

221. В Христианском Мире известно, что Господь желает спасения всех, и также, что Он Всемогущ, из чего многие заключают, что Он может спасти всякого человека и спасает всех, испрашивающих его помилования, испрашивающих, главным образом, по принятой формуле веры, что Бог Отец умилостивляется ради Сына, особенно если в то же время они испрашивают ниспослания этой веры; но что оно совершенно иначе, уже увидится в последней главе этого Трактата, где будет пояснено, что Господь не может действовать против законов Своего Божественного Провидения, ибо действовать против них - это действовать против Своей Божественной Любви и против Своей Божественной Мудрости, таким образом против Самого Себя; там увидится что такое непосредственное Помилование невозможно, потому что спасение человека совершается способами, по которым никто иной не может вести человека, кроме Того, Кто хочет спасения всех и Всемогущ в то же время, таким образом кроме Господа. Способы, которыми человек веден Господом, называются законами Божественного Провидения, и между ними тот, что человек не вводится внутренне в истины мудрости и добра, как лишь насколько может быть удержан в них до конца жизни. Но дабы ясно оное представить рассудку, будет дано пояснение в таком порядке: I. Человек может быть введен в мудрость духовных вещей и также в их любовь, и все-таки не быть преобразован. II. Если впоследствии человек отрывается от них и следует в обратном смысле, то он профанирует святое. III. Есть много родов профанации, но этот род наихудший. IV. От этого Господь вводит внутренне человека в истины мудрости и в то же время в добро милосердия, лишь насколько человек может в них быть удержан до конца жизни.

222. I. Человек может быть введен в мудрость вещей духовных и также в их любовь, и все-таки

не быть преобразован. Это происходит от того, что человек обладает рациональностью и свободой; умом он может возвыситься в мудрость, почти ангельскую, и свободою в любовь, не различающуюся от ангельской любви, но тем не менее, какова любовь, такова и мудрость; если любовь небесна и духовна, мудрость также становится небесною и духовной, но если любовь дьявольская и адская, то мудрость также дьявольская и адская, последняя может представиться во внешней форме, и таким образом перед другими, как бы небесной и духовной, но во внутренней форме, которая есть ее сущностью, она дьявольская и адская, не вне человека, а внутри его; людям не кажется что она такова, потому что люди природны и видят и слышат природно, а внешняя форма природна; но ангелам видится, что она такова, потому что ангелы духовны, видят и слышат духовно и внутренняя форма духовна. Поэтому очевидно, что человек может быть введен в мудрость духовных вещей и также в их любовь и все-таки не быть преобразован, но тогда введен он лишь в любовь природную, а не в любовь духовную; оттого что человек может сам войти в природную любовь, но один Господь может ввести его в любовь духовную, и введенные в духовную любовь преобразованы, но введенные лишь в природную любовь не преобразованы; ибо они суть большею частию лицемеры и многие из ордена Иезуитов; внутренне они не верят ничему божественному, но внешне играют с Божественным, как фокусники.

223. По многочисленным опытам в Мире духовном мне дано было познать, что человек обладает в себе способностью, равной самой ангельской, понимать тайны мудрости, ибо я видел рьяных дьяволов, которые, услышав высказанные тайны мудрости, не только понимали их, но даже говорили о них по своему уму; но лишь только возвращались они в свою дьявольскую любовь, как уж не понимали их и вместо этих тайн мудрости, понимали противоположное им безумие и называли безумие это мудростью; мне даже дано было слышать, что будучи в состоянии безумия, они смеялись над мудростью. Человек, бывший таким в миру, став по смерти духом, вводится обыкновенно попеременно в состояние мудрости и в состояние безумия, чтобы посредством одной он видел другое: но хотя по мудрости видят они, что безрассудствуют, тем не менее лишь только выбор им предоставлен, что бывает для каждого, они бросаются в состояние безумия и любят его и тогда ненавидят состояние мудрости. Причина в том, что их внутреннее - дьявольское, а их внешнее как бы Божественное; это они разумеются под дьяволами, делающими себя ангелами света, и под тем, который в чертоге брачном не был одет в брачное платье и которого ввергли в тьмы внешние (Матф. XXII, 11, 12, 13).

224. Кто может не видеть, что есть внутреннее, по которому внешнее существует, что, следовательно, внешнее имеет свою сущность через внутреннее? И кто по опыту не знает, что внешнее может показываться иначе, чем по сущности, которую оно имеет от внутреннего? В самом деле, это ясно усматривается у лицемеров, льстецов, обманщиков; известно по актерам и лицедеям, что человек может во внешнем принимать свойства, не присущие ему; ибо они умеют изображать королей, императоров и даже ангелов голосом, разговором, лицом и жестами, как будто они были этими лицами, между тем как они всего только фокусники. Это сказано потому, что человек может так же плутовать в делах гражданских и нравственных, как и в делах духовных; известно тоже, что так поступают многие. Когда же внутреннее по сущности адское, а внешнее в своей форме представляется духовным - между тем, как сказано было, внешнее имеет свою сущность от внутреннего, - то спрашивается, где сокрыта во внешнем эта сущность? Она не показывается ни в жесте, ни в голосе, ни в разговоре, ни в лице; но тем не менее она внутренне сокрыта в этих четырех вещах; что она в них внутренне сокрыта, очевидно по тем же личностям в Мире духовном, ибо когда человек приходит из природного Мира в Мир духовный, что случается со смертию его, то он оставляет внешние с телом, а удерживает внутренние, которые заключал в своем духе; и тогда, если его внутреннее было адское, он представляется дьяволом, таким, коим был также по духу, живя в миру. Кто не признает, что всякий человек оставляет свои внешние с телом и входит во внутренние, становясь духом? К этому я прибавлю, что в Мире духовном есть сообщение чувств, и мыслей от чувств, из чего следует, что никто не может говорить иначе, чем он думает, затем также, что каждый там меняет свое лице и становится схожим со своим чувством, в такой мере, что по лицу он представляется таким, как он есть; иногда лицемерам дано говорить иначе, чем они думают, но голос их раздается совершенно в несозвучии с внутренними их мыслей, и по этому несозвучию открываются они; из этого можно видеть, что внутреннее сокрыто в голосе, разговоре, в лице и во внешней жестикуляции и что это не сознаваемо людьми в Мире природном, но сознаваемо ясно ангелами в Мире духовном.

225. По этим соображением очевидно, что человек, живя в Мире природном, может быть веден в мудрость духовных вещей и также в любовь этих вещей; и что это совершается как у тех, которые совершенно природны, так же у тех, которые духовны, но с той разницей, что последние оным преобразованы, а те нет; у тех, которые не преобразованы, может тоже казаться, что они любят мудрость, но любят они ее в роде прелюбодея, любящего благородную женщину как куртизанку, которой говорит он нежные слова и дает богатые одеяния; между тем у себя говорит в уме: "Это лишь низкая проститутка, я уверяю ее, что ее люблю, потому что она отвечает моей страсти, но если бы она не отвечала, я бы отвергнул ее". Внутренний человек того, кто совершенно природен, есть этот прелюбодей, а его Внешний человек - эта женщина.

226. II. Если человек впоследствии отступает и принимает обратное направление, то он профанирует святое. Об оном говорено будет в следующей главе; но этот род из всех самый важный, ибо профанаторы этого рода становятся после смерти существами, которые не люди; они, правда, живут, но постоянно в фантастическом бреду: им кажется, что они летают в вышине, и, когда в спокойствии, то что играют со своими фантазиями, которые для них видимы как реальные вещи; и так как они более не люди, то называют их не этот или эта, но это; более того, являясь на вид в небесном свете, они представляются скелетами, одни скелетами костяного цвета, другие скелетами пламенного цвета, третьи иссохшими скелетами. Что профанаторы этого рода становятся такими после смерти, неизвестно в мире, и неизвестно потому, что не знают причины; самая причина в том, что когда человек признает сначала Божественное и ему верит, а затем отступает от него и отрицает, то он смешивает святые вещи со скверными, и смешанные они не могут отделиться иначе, как через разрушение всего. Но дабы этот предмет был яснее сознан, он будет изложен в следующем порядке: 1. Все, что человек мыслит, говорит и делает по воле, ему присваивается и остается - как добро, так и зло. 2. Но Господь Своим Божественным Провидением приуготовляет и располагает постоянно так, чтобы зло было само по себе, а добро само по себе, и чтобы таким образом они были отделены. 3. Но это не может быть соделано, если человек сперва признает истины веры и затем удаляется от них и отрицает. 4. Тогда он смешивает добро и зло так, что они не могут быть отделены. 5. И так как добро и зло в каждом человеке должны быть отделены, а у того, кто такой, они отделены быть не могут, то явствует, что такой человек уничтожается во всем, что в нем есть истинно человеческого.

227. В том причины, по которым существует такая ужасная вещь; но причины эти, будучи затемнены, так как о них ничего неизвестно, подлежат пояснению, дабы представиться в очевидности разумению. Во-первых. Все, что человек мыслит, говорит и делает по воле, ему присваивается и остается как добро так и зло. Это было показано выше (78-81). В самом деле, человек имеет память внешнюю, или природную, и имеет память внутреннюю, или духовную; в его внутренней памяти начертано все и каждое из того, что он в миру по воле мыслил, говорил и делал, в такой мере все, что нет ни одной вещи, которой бы недоставало; эта память есть книгою его жизни, которая открывается по смерти и по которой он судим; об этой памяти было, по самому опыту, многое изложено в Трактате О Небе и об Аде (461-465). Во-вторых. Господь, Своим Божественным Провидением, приуготовляет и располагает постоянно так, чтобы зло было само по себе, а добро само по себе и чтобы таким образом они были разделены. Каждый человек в зле, как и в добре, потому что он в зле по себе, а в добре по Господу; и человек не может жить, не будучи в том и в другом; ибо если бы он был в себе одном и таким образом в одном зле, то он бы вовсе не имел жизни; и если бы он был в Господе одном и таким образом в одном добре, он тоже вовсе бы не имел жизни; ибо человек в таком роде жизни подавлен был бы, постоянно задыхаясь, как умирающий в агонии; в том же роде жизни он бы угас, ибо зло без всякого добра мертво в себе; поэтому каждый человек находится в том и другом; но разница такая, что один внутренне в Господе, а внешне как бы в себе, а другой внутренне в себе, а внешне как бы в Господе; этот во зле, а тот в добре, между тем как они оба в том и другом; если

то же со злом, то потому, что он в добре жизни гражданственной и нравственной, и внешне в каком-нибудь добре жизни духовной, и сверх того потому, что он удерживаем Господом в рациональности и свободе, дабы мог быть в добре; таким образом всякий человек, даже злой, ведется Господом. По этим объяснениям видно, что Господь отделяет зло и добро, дабы одно было во внутреннем, а другое во внешнем, и таким образом приуготовляет, дабы оные не были смешаны. В-третьих. Но это не может быть соделано, если человек сначала признает истины веры и живет по этим истинам, а потом удаляется и их отрицает. Это очевидно по сказанному; во-первых, все, что человек мыслит, говорит и делает по воле, ему присваивается и остается; и во-вторых, что Господь, Своим Божественным Провидением, приуготовляет и располагает постоянно так, чтобы добро было само по себе и зло само по себе, и чтобы оные могли быть отделены; они же и отделимы по смерти Господом; у тех, которые внутренне злы и внешне добры, добро отнимается, и таким образом они предоставлены своему злу; наоборот, утех, которые внутренне добры, но внешне, как другие люди, обогащались, искали почестей, находили удовольствие в разных мирских вещах и предавались какому-либо вожделению; у них тем не менее добро и зло не были смешаны, но были отделены как внутреннее и внешнее; так что в форме внешней они во многом были подобны злым, но не во внутренней. С другой стороны, то же самое со злыми, которые во внешней форме представлялись как добрые, в набожности, благочестии, разговоре и поступках, а в форме внутренней были злы; у них также зло отделено от добра. Но у тех, которые сначала признавали истины веры и жили по этим истинам и затем последовали в смысле обратном и отбросили их, а главное их отрицали, то добро и зло не отделены, а вместе смешаны; ибо человек такой усвоил себе добро и также усвоил зло и, следовательно, соединил их и смешал вместе. В-четвертых. Тогда он смешивает добро и зло так, что оные не могут быть разделены. Это следует из сказанного, и если зло не может быть отделено от добра, ни добро отделено от зла, то человек не может быть ни в небе, ни в аде; всякий человек должен быть в том или другом; он не может быть в том и в другом: он бы был то в небе, то в аде, и будучи в небе, он бы действовал для ада, и будучи в аду, действовал бы для неба, и таким образом разрушал бы жизнь всех окружающих его, небесную жизнь у ангелов и адскую у дьяволов; от этого жизнь каждого погибла бы; ибо жизнь каждого должна быть ему присуща; никто не живет жизнью другого, а тем менее жизнию противоположною. Поэтому у каждого человека по смерти, когда он становится духом или духовным человеком, Господь отделяет добро от зла и зло от добра; добро от зла у тех, которые были внутренне во зле, и зло от добра утех, которые были внутренне в добре, что согласуется с Его словами: "Кто имеет, тому дано будет и приумножится, а от неимущего отнимется то, что имеет". (Матф. XIII, 12; XXV, 29. Марк, IV, 25; Лука, VIII, 18; XIX, 26). В-пятых. Так как добро и зло у каждого человека должны быть отделены, а у того, кто такой, они отделены быть не могут, то, следовательно, такой человек уничтожается во всем, что есть истинно человеческого. В каждом человеке истинно человеческое происходит от Рациональности, в том, что он может, если захочет, знать, что такое истина и что такое добро, и также в том, что по Свободе может он желать, мыслить, говорить и творить добро и истину, как уже было показано; но эта свобода с рациональностью уничтожены у тех, кто смешал в себе добро со злом; ибо такие не могут по добру видеть зло и по злу познавать добро, так как добро и зло составляют одно; от этого у них нет более рациональности в возможности или в силе, ни следовательно свободы, и они - как бы чистые фантастические галлюцинации, что уже сказано было, и представляются не людьми, но костями, несколько покрытыми кожей, и затем, называя их, не говорят: этот или эта, - но это; такова участь смешивающего таким образом святое со скверной; но есть много родов профанаций, которые, впрочем, не таковы; о них будет трактовано в следующей глав.

228. Всякий человек, не знающий святых, не профанирует их; ибо не знающий их не может признавать их и затем отрицать; обретающиеся вне Христианского Мира и ничего не знающие о Господе, об Искуплении, о Спасении Им, не профанируют этой святыни, когда не принимают ее и даже говорят против нее. Даже сами Евреи не профанируют этой святыни, потому что с детства не желают ни принять, ни признать ее, и было бы иначе если бы они принимали ее, признавали и затем отрицали, что однако редко бывает; в самом деле, многие из них признают ее внешне, но внутренне отрицают, и они подобны лицемерам. Но профанируют святыни смешением их со скверной те, которые сначала принимают и признают и затем отрешаются и отрицают. Не важно, если в детстве и в юности принимают и признают, - всякий христианин это делает; ибо тогда принадлежащее вере и милосердию принимается и признается не по каким-либо рациональности и свободе, то есть не в разумении по воле, но только памятью и по доверию к наставнику, а если согласуют с ними жизнь, то по слепому послушанию; но когда человек вошел в пользование своей рациональностью и свободой, что совершается постепенно, по мере того как он растет и становится зрелым, то если он тогда признает истины веры, согласует с ними жизнь и затем их отрицает - он мешает святое со скверной и из человека, каким был, становится упомянутым чудовищем. Если человек во зле от того времени, с которого он пользовался своей рациональностью и свободой, то есть от времени, когда он стал правоспособен (sui juris), и даже в зрелом возрасте и затем признает истины веры и живет по этим истинам, то если только он удерживается в них до конца своей жизни, он не смешивает; ибо тогда Господь отделяет зло предшествовавшей жизни от добра последующей: так оно для всех кающихся. Но об этом предмете будет сказано более впоследствии.

229. III. Есть много родов профанации святого, но этот род наихудший из всех. В общем смысле разумеется под профанацией всякое нечестие и под профанаторами разумеются все нечестивцы, сердцем отрицающие Бога, святость Слова и затем духовное Церкви, которые суть самими святынями и о чем они говорят нечестиво. Но здесь дело касается не их, а тех, кто исповедует беру в Бога, поддерживает святость Слова и признает духовное Церкви, что многие выражают устами; если профанируют они, то потому что святое, исходящее от Слова, в них и у них, и они профанируют то, что составляет часть их разумения и их воли; но в нечестивцах, отрицающих Божество и Божественное, нет ничего святого, что бы они могли профанировать; эти последние правда, профанаторы, но тем не менее они не суть кощунствующими.

230. Профанация святого разумеется во Второй Заповеди Десятисловия под "Не оскверняй Имени твоего Бога", и что не следует его профанировать, разумеется в Молитве Господней под "Да святится Имя Твое". Что понимается под именем Бога, едва кто-либо знает в Христианском Мире, так как известно, что в Мире духовном нет имен, как в Мире природном, но каждый назван качеством своей любви и своей мудрости; в самом деле лишь кто-либо входит в общество или сообщество с другими, как он тотчас же поименован по качеству своему в этом обществе; наименование производится на языке духовном, который таков, что может дать имя каждой вещи, потому что в нем каждая буква алфавита означает предмет, а несколько букв, соединенных в слово, составляющих имя личности, обнимает собою целое состояние предмета: это одно из чудес духовного мира. Из оного очевидно, что под Именем Бога в Слове означается Бог со всем Божественным, которое в Нем и исходящем от Него, и так как Слово есть Божественным исходящим, то оно есть Именем Бога, и так как все Божественно, называемые духовным Церкви, исходит от слов, то они суть тоже Именем Бога. По этим объяснениям можно видеть, что разумеется во Второй Заповеди Десятисловия под "Не оскверняй имени Бога" (Исх. XX, 7) и в Молитве Господней под "Да святится Имя Твое" (Матф. VI, 9). Подобное же означается Именем Бога и Господа во многих местах Слова того и другого Завета, как в Матф. VII, 22; X, 22; XVIII, 5, 20; XIX, 29; XXI, 9; XXIV, 9, 10. Иоанн, I, 12; II, 23; III, 17, 18; XII, 13, 28; XIV, 14, 15, 16; XVI, 23, 24, 26, 27; XVII, 6; XX, 31, и сверх того в других и во многих местах Ветхого Завета. Знающий это значение Имени может знать что означается словами Господа: "Кто принимает пророка во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника во имя праведника, получит награду праведника; и кто напоит одного из малых сих чашею холодной воды во имя последователя, не потеряет своей награды" (Матф. X, 41, 42). Тот, кто под именем пророка, праведника и последователя, понимает в этом месте пророка, праведника и последователя, не знает, что есть другой смысл, кроме смысла буквального; и не знает также, что такое награда пророка, награда праведника и награда за стакан холодной воды последователю, когда между тем под именем и наградой пророка разумеются состояние и благополучие тех, кто в Божественных истинах; под именем и наградой праведника - состояние и благополучие тех, кто в Божественном добре, а под последователем - состояние тех, кто в некоторых духовностях Церкви; стакан холодной воды означает что-либо от истины. То, что качество состояния любви и мудрости или добра и истины означается Именем, видно также по словам Господа: "Входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и своих собственных овец он зовет именем по имени и выводит их" (Иоанн, X, 2, 3). Звать овец именем по имени - это поучать и вести того, кто в добре милосердия, по состоянию его любви и мудрости; под дверью разумеется Господь, как видно в Стихе 9: "Я есмь дверь, если кто Мною войдет, спасен будет". Поэтому очевидно, что для возможности быть спасенным надобно обращаться к Самому Господу и что обращающийся к Нему есть пастырь овцам, а не обращающийся к Нему есть вор и разбойник, как сказано в стихе 1 той же главы.