Муфлоны
Шрифт:
Однако не нужно думать, что муфлоны так же глупы, как глупы наши домашние бараны.
Уже то, что эти крупные животные, обитающие на сравнительно невысоких открытых горах, до сих пор не истреблены человеком, показывает, что они должны иметь высокоразвитые чувства, чтобы противостоять губительной силе дальнобойных ружей.
Для сохранения своей жизни у муфлонов должны быть изощрены все органы чувств, все мышцы.
Необыкновенная осторожность днем и ночью, умение распознавать издалека опасность сделали
Охота за ними даже с дальнобойными, меткими ружьями бывает удачна лишь у опытных охотников, которые хорошо проследят и изучат повадки муфлона.
Обыкновенно, кроме осеннего времени, муфлоны держатся поодиночке.
Увидеть муфлона днем на близком расстоянии почти невозможно.
Если же случается, что охотник наткнется на него во время полдневного отдыха, то он с неимоверной быстротой скрывается за каким-нибудь поворотом скалы или громадным камнем.
Редко кто при такой неожиданности имеет возможность сделать выстрел.
Но и выстрел пулей редко когда бывает удачным. Животное стремительно прыгает с камня на камень, и нет возможности при таких прыжках сделать хороший прицел.
Кроме того, муфлон - животное необыкновенно сильное и живучее.
Даже раненный, он зачастую исчезает с глаз.
После выстрела приходится внимательно осматривать места, чтобы узнать, ранено ли животное или нет.
Все эти трудности охоты за муфлонами делают то, что среди арабов мало желающих охотиться на них.
Арабы - плохие ходоки и лазуны по горам, они привыкли больше к равнинам, к пескам, а не скалам и обрывам.
Тут они скоро "выдыхаются". Их сердце и легкие не привыкли к такой работе, которая требуется для многочисленных подъемов и спусков при охоте за муфлонами.
Но все же и они не прочь подкараулить муфлона, когда тот приходит к какому-нибудь источнику утолить свою жажду.
Так постепенно из каждого посещения Рене я выносил ценные для меня сведения о жизни муфлонов. Кроме того, я и сам наблюдал над привычками Коки.
Его смышленость и необыкновенное послушание прямо трогали меня! Мне с трудом верилось, что я видел перед собой все-таки барана!
Я слишком хорошо знал домашних баранов и их невозможную глупость! Приходилось признать, что бараны и овцы потеряли свой ум: вместе с приручением их человеком ум стал им не нужен. Об их безопасности, об их корме, жилище заботился человек.
С них сняли все тяжести их существования, и эта легкость жизни сделала из них бессмысленные создания!
Да, тяжела, трудна жизнь, но и горе тем, кто может жить чужим трудом.
Коки при всей его живости и резвости поражал своею серьезностью.
В нем не было глупой бараньей важности, но настоящая серьезность умного животного. Его лучистые, золотистые глаза были очень выразительны и красивы.
В то время, как он беспечно резвился, вспрыгивал на земляные заборы или отгонял собак от своего дома, достаточно было одного зова - и он бросал свои шалости и чинно подходил к зовущему.
Но слушался он только стариков Ни на мой зов, ни на зов других он никогда не подходил.
Как-то после одной экскурсии вечером я ожидал поезда на станции "Фонтан Газелей".
Подъехал высокий экипаж, и из него выпрыгнуло что-то вроде собаки, а потом вылезли мужчина и женщина.
Когда они подошли к фонарю, то я признал в них моих знакомых стариков.
Только поздоровавшись с ними, я заметил, что за старушкой стоит Коки.
Я очень удивился, что они брали с собой Коки. Но оказалось, что он не доставлял им никаких затруднений.
И я убедился в этом сам.
Подошел поезд, старушка влезла в вагон. Тотчас вслед за ней ловко тремя прыжками по отвесным ступенькам вскочил Коки. За ним влез Рене, а потом и я. Минуты остановки оказалось даже много для всех нас.
Коки нисколько не стесняла новая обстановка, он вспрыгнул на лавку, поджал ноги и улегся возле старушки. За 1 1/2-часовую езду он только два раза переменил позу.
При остановке он без зова поднялся за своими воспитателями и прыгнул на землю. Пассажиры, которые столпились у выхода, его нисколько не стесняли. Если же кто-либо начинал его гладить, он досадливо мотал головой, желая избавиться от чужих ласк.
Я ходил очень часто к Рене и старался всякими способами расположить к себе Коки, но мои усилия не привели ни к чему.
Казалось, что вся сила его привязанности изливалась лишь на его воспитателей, а для других ее не хватало.
Мои ласки тяготили Коки, он всегда старался поскорее избавиться от них.
Прошло около двух месяцев моего пребывания на границе Сахары и горных цепей, которые ее окружают.
Я узнал многое о жизни и привычке муфлонов, об условиях охоты за ними.
Я приобрел и некоторую опытность в хождении по африканским горам и их каменистым россыпям.
Теперь я мог отважиться на розыски муфлонов по скалам Эль-Кантары.
Рене указал мне на своего приятеля, еще молодого араба, с которым он часто охотился.
Ибрагим был очень привязан к Рене и сильно сожалел, что Рене не мог уже лазить по скалам.
Это он поймал для Рене молоденького муфлона.
Чуткая душа дикаря поняла, что для старика тяжела утрата своих сил и отказ от охоты за муфлонами. И вот он, желая утешить старика, принес ему с гор подарок. Подарок, за которым он лазил по горам три недели. Неотступно - как только может охотник - дикарь следил за животными, следовал за самкой муфлона и в конце концов выследил, когда и где у нее родился детеныш.