Муха-цокотуха
Шрифт:
…Незнакомый Роберт не придумал ничего лучше, как соорудить лежащий на полу труп. Причем имитировал его на редкость бездарно. То, что он напихал внутрь спортивного костюма, за человеческое тело можно принять лишь на секунду и лишь при бьющем в глаза солнце. У тела объем гораздо больший. И резиновую маску (наверняка из тех же «Приколов»), заменяющую «трупу» голову, тоже стоило набить чем-нибудь – чтобы не осела бесформенно, чтобы сморщенное «лицо» не провалилось внутрь «головы»…
Муха скривила недовольную гримаску, но про себя отметила, что с финансами у Роберта получше, чем
Она машинально нагнулась, протянула руку к голове «трупа», параллельно размышляя: немедленно ли развернуться и уйти, или сначала высказать шутнику всё, что о нём думает. Стоило из-за такой ерунды заставлять мучаться Толика…
Волосы у сморщенной маски оказались мягкие, шелковистые, на ощупь не похожие на искусственные. А лицо… Нагнувшись, Татьяна смогла оценить тончайшую степень имитации: крохотные морщинки в углах глаз, чуть синеющую сквозь кожу виска венку, угревую сыпь на лбу, старый, давным-давно заживший шрамчик над верхней губой…
Ничего кошмарного в маске не было, никаких окровавленных вампирских клыков. Но она пугала – вернее, своей настоящестью производила на редкость отталкивающее впечатление. Муха не без брезгливости коснулась кожи лба, пытаясь понять: как же это сделано?
Не резина… Больше всего похоже на… – Муха не успела закончить пугающее мысленное сравнение.
Сзади раздался звук.
Странный.
Неожиданный.
Тем более неожиданный, что – Муха лишь сейчас осознала – в квартире было тихо, как в склепе.
И в этой мертвой тишине за спиной Тани послышалось что-то непонятное.
Не то постукивание, не то поскребывание…
Словно, чуть царапая коготками паркет, к ней неторопливо приближался какой-то зверек. Нет, пожалуй, не один, четыре лапы не могут ступать так часто… Звук раздражал, как будто когти неведомой зверушки царапали заодно и по хребту Татьяны…
Муха распрямилась мгновенно, как подброшенная пружиной. Но обернуться медлила. Почему-то не спешила увидеть и узнать, какую еще мерзкую шуточку измыслил недоумок-Роберт.
Потом обернулась.
И широко распахнула рот, намереваясь закричать.
Но не смогла.
6
Толик ничего не понял.
Только что он шел по прямой, вдоль поребрика, ощупывая каждую пядь аллеи глазами – и вдруг, совершенно неосознанно, сделал в сторону шаг, другой, машинально отвел взгляд, скользнул им по кронам лип, подумал, что небольшой ночной дождь не помешает, листья совсем пыльные; кстати, про листки – не забыть бы отдать сегодня раздерганный на листки-шпаргалки конспект, поленился ксерокопировать в свое время, теперь придется тащиться через полгорода… Толик шел, ускоряя шаг, напрочь позабыв про Таню Мухину.
Остановил он себя усилием воли. Постоял, приказывая ногам застыть на месте – те так и порывались шагать непонятно куда. Вернулся назад. Не на то место, откуда началось непонятное, но за пару шагов до него.
И сделал эти два шага.
Опыт удался. Через несколько секунд Толик убедился, что идет уже вдоль противоположного
На третий раз он повторил все нарочито замедленно, контролируя каждую мысль, каждое движение…
С огромным трудом, но получилось. Толик сделал шаг, другой по заколдованному месту – наваждение исчезло. На лежащую монетку он не обратил внимания. Не обратил бы и на вторую – если бы непонятная сила снова не начала отводить в сторону.
7
Крик не прозвучал.
Воздуха не осталось – ни в груди у Мухиной, ни вокруг, воздух куда-то исчез, как из стеклянной колбы электролампочки. Рот открывался и закрывался беззвучно.
…Тварь, надвигающаяся из мрака прихожей, напоминала паука. Типичный паук – длинные суставчатые лапы; голова с мерно двигающимися жвалами, покрытая темным густым мягким пухом и опоясанная пялящимися во все стороны глазами; брюхо – белесое, шаровидное, непропорционально большое, жидко-мягкое, колыхающееся, волочащееся по паркету.
Словом, самый обычный паук. Но размеры… Согнутые под острым углом колени оказались на уровне талии Мухи.
Такого не могло быть, но почему-то ей ни на секунду не пришло в голову, что это очередная шутка Роберта, что паук – искусная подделка, что сзади тащится управляющий провод, а внутри тихонечко жужжат питаемые батарейками двигатели… Паук был настоящий. Не мог – но был.
Воздух так и не появился. Всё внутри у Мухи сжалось, горло словно стиснула ледяная рука. Кровь стучала в висках болезненной барабанной дробью. И – она это хорошо почувствовала – по спине, вдоль хребта, где до сих пор отдавались скребущие шажки чудовища – побежал ручеек пота. Ледяного.
Твари оставалось пройти до Тани три шага – человеческих шага. Два. Один…
Странно, но паника тела на мозг не распространилась. Способность мыслить Муха не потеряла.
Надо что-то делать, вяло думала она, но бежать некуда, выход перекрыт… а ведь он не такой уж и большой, просто кажется громадным из-за длиннющих лап, а голова меньше футбольного мячика, если пнуть по ней хорошенько…
Мысли были тягучие, ленивые, – и почему-то никак не могли претвориться хоть в какие-то движения тела. Мышцы оставались парализованными. Параллельно откуда-то появилось и крепло чувство, что это сон, кошмар, наваждение, надо лечь, расслабиться и закрыть глаза – все исчезнет, без следа развеется…
Членистоногая тварь приблизилась почти вплотную. Подняла переднюю лапу. Протянула вперед, едва не коснувшись Мухи… Та смотрела на ряд неподвижных немигающих глаз – и не могла пошевелиться. Почувствовала, как трусики и брюки в паху намокли горячим, как внутреннюю сторону бедер защекотали струйки…
(…лечь… опуститься на пол… крепко-крепко зажмуриться… а сверху еще прикрыть глаза ладонями… тогда ничего не страшно…)
Пауков она боялась с детства. Обнаружив в ванне самого крохотного и безобидного – визжала, и боялась подходить, пока мать не смывала паучишку струей из душа…