Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
— Хорошо спала? Рада за тебя, значит, подействовало.
— Что подействовало? — Алина подняла на меня заспанные глаза. Она была еще в полусне и соображала туго.
— Как что? Ты же сама сказала, что спала как убитая. Погребение подействовало! Нашлись добрые люди, предали земле многострадальный скелет. Теперь у тебя в квартире тишина и покой.
— О каком покое ты говоришь? Покой нам только снится! — высказалась афоризмом Алина. — И никто никого не предавал земле. А то, что ты сказала про «добрых людей», такие нашлись, верно. Я, подруга, десятки раз теряла зонтики, кошельки и
— Что, Алина? — я никак не могла связать зонтики и кошельки с настоящими событиями.
— Что, что! Посылку со скелетом.
— Так Кузя дома?
— Как мило ты его называешь, слезу вышибает от твоей трогательной нежности к чужим мощам, — Алина с раздражением пнула ногой по ящику, стоявшему в прихожей.
— Надо же, а я его и не заметила. Погоди, а как узнали, что это мы его «забыли» на остановке? Вроде никого рядом не было…
— Как? На крышку посмотри. Мы с тобой, дурехи, не сообразили крышку с адресом обратной стороной прибить. По адресу и принесли. Ты бы видела, Марина, кто принес! Бомж! Сам в лохмотьях, весь подъезд провонял, но какая потрясающая честность! Говорит: «Чужого взять не могу, а от денежки не откажусь».
— Дала?
— Дала.
— А что было сегодняшней ночью?
— То же, что и вчера. Только сегодня он даже не стал дожидаться полуночи, без пяти двенадцать начал свое представление. Обиделся, наверное. Репертуар тот же: охи, вздохи, скрипы, шаги.
— А ты?
— Наглоталась таблеток и заснула. Видишь, до сих пор не могу проснуться.
— Алина, может, избавишься от квартиры? Продашь, пока не поздно? Не зря же Людмила так быстро отсюда съехала.
— Я ведь тебе, Марина, рассказывала. На эту квартиру было два претендента: я и еще один мужчина. Он с Людмилой первым договорился, и квартира должна была достаться ему, но, пока он собирал деньги, я подсуетилась и его опередила. А Людмиле все равно кому было продавать, лишь бы скорее.
— Ты нехорошо поступила.
— Да прямо! Когда мне Людмила об этом мужчине рассказывала, я подумала, что она просто торопит меня с решением. А меня и торопить не нужно было, я о такой квартире давно мечтала!
— И что теперь? Довольна?
Алина наморщила носик:
— Чего скрывать, ночью у меня была такая мысль — задвинуть эту квартиру к чертовой матери! Пускай бы в этой квартире тот мужик жил. А потом вдруг так жалко стало.
— Чего жалко?
— Квадратных метров. И ванная с окном, и у Саньки отдельная комната, и кухня просторная, и кладовка, будь она неладна, но и ее жалко. Может, я устала? И мне эта чертовщина кажется? И Людмила здесь совсем ни при чем? Поди знай, что у нее произошло на самом деле.
— Да, — согласилась я с Алиной и вновь вспомнила о записной книжке. Я полезла в сумку, вытащила потрепанный переплет и стала листать странички. — А давай еще раз позвоним?
— Кому? Портнихе?
— Нет. О! Нашла. Позвоним Зацепиной Наташе. Вдруг она нам все объяснит?
— Звони, — пожала плечами Алина. — Хочешь, звони. Но у меня есть другое предложение.
— Продать квартиру?
— Нет. Закончить начатое дело — скелет закопать. Никому не поручать это дело, а самим взять и закопать. Марина, это единственный шанс от него избавиться. Чтобы, кроме нас с тобой, никто не знал о месте захоронения, — зловеще прошептала Алина.
— Хорошо, только я сначала позвоню этой Зацепиной.
Ни на что не надеясь, я набрала номер из записной книжки. Ответили почти сразу.
— Алло?
— Я могу поговорить с Наташей?
— Я вас слушаю, — торопливо ответил женский голос.
Я изобретать ничего не стала, почти слово в слово повторила историю, сочиненную мной для Евгении Константиновны. Но и тут меня ожидало разочарование.
— Я знаю, где теперь живет Людмила, но, если она вам сама ничего не сказала, я не могу продиктовать вам ее адрес. Но вы можете передать записную книжку мне, а я — Людмиле. Вы согласны?
Мне ничего не оставалось, как ответить:
— Я не против того, чтобы передать записную книжку вам. Говорите, куда мне подъехать.
— А вы где живете? — спросила Наташа.
Я назвала ей свой адрес.
— Надо же, мы с вами соседи. Давайте сделаем так: я сейчас ухожу на работу, в восемь прихожу домой, вот после восьми и приходите. Живу я на улице Академической, дом шестнадцать, квартира семь.
— Да, это совсем близко от меня.
— Жду, — бросила на прощание Наташа и положила трубку.
— Ну, что? — нетерпеливо спросила Алина.
— Неразговорчивая эта Зацепина. Адрес сначала почему-то давать не хотела. Да ты сама слышала. Я ей наводящие вопросы, а она ни слова ни полслова. Хорошо хоть согласилась взять эту записную книжку. Может, при личном контакте разговорится?
— Разговорится, разговорится. Не сомневайся. Разговор я беру на себя. И не таких раскалывала, — похвасталась Алина.
— А если за порог не впустит?
— Впустит, скажем, что мы из полиции и ведем расследование по факту самоубийства гражданки Поповой. Впустит, как миленькая.
— Самоубийства не расследуются. Но ты права, Зацепина не в курсе того, что Попова мертва. На этом можно сыграть. Есть смысл ее навестить. Как ты думаешь, у нас получится?
— Обижаешь, я вижу все на три хода вперед, сегодня же узнаем, что побудило Людмилу покинуть эту квартиру. Все, я бегу умываться, одеваюсь и — вперед.
— Не торопись, до восьми уйма времени.
— До того как нам встретиться с этой Зацепиной, у нас будет не менее важное дело — похоронить скелет. Забыла? Иди в кладовку, там лежат две лопаты, выбери, какая на тебя смотрит.
— А почему какая на меня смотрит? Я одна, по-твоему, буду его закапывать?
— Ой, не придирайся к словам. Не хочешь копать одна, значит, возьмем две, — от Алининой наглости я оторопела. — Но предупреждаю, я такая теперь слабая. На меня так все подействовало. Труп, скелет, — захныкала Алина, никогда не питавшая особой любви к земляным работам.
— Алина, ты говоришь так, будто делаешь мне одолжение, — пресекла я все попытки подруги проехаться на моей шее. — Берем две лопаты и копать будем на равных.