Мумия в меду
Шрифт:
– А может, он на меня настроен был? – с сарказмом переспросила я. – Может, это именно я тебя в темнице держала? Что ты на это скажешь, а, Рапунцель?
А как вам такой вариант – я лунатичка? И именно в трансе отправилась пленного ребенка вызволять. Или кто-то очень ловко мною в этом деле управлял?
Я взглянула на часы. Десять. Черт! Мало того что на работу я опоздала – неприлично и непростительно, как обязательно объяснит мне непосредственное начальство, – так еще и два часа моей жизни просто испарились.
– Что
– Мумию, – уверенно ответила я. – Точно. Я на пятом этаже… случайно туда попала, лифт почему-то… мне на четвертый надо было…
– Погоди, – мальчишка, все это время уверенно куда-то шедший, остановился и прислушался. – Прощай, здесь наши пути разойдутся.
Черные как маслины глаза остановили свой взгляд в районе моей груди. Там, где в прозрачном пластиковом окошечке красовался мой пропуск:
– Спасибо тебе… Таисия? Хм… Мне казалось, ты иначе мне представлялась, ну да ладно. Ра-Шу-и-Ки, управляющий колесницами, страж врат и хранитель ключей, благодарит Таисию Вереск и обещает ей исполнение одного желания, если они встретятся вновь.
Юное чудовище оттарабанило эту фразу на одном дыхании и, развернувшись на босых пятках, попыталось гордо удалиться. Я ухватилась за шелковый воротник:
– Стоять, хранитель чепуховин! Ты никуда не уйдешь!
Он не сопротивлялся. Длинные, будто нарисованные брови сложились домиком:
– Я ведь хотел как лучше, женщина. Я даже пообещал исполнить твое желание в следующий раз. Только его не будет, этого следующего раза. Тебе лучше забыть обо всем, что ты видела или слышала сегодня. Про мумию тебе тоже лучше забыть.
Мальчишка – как там его зовут, Рашук? – осторожно попытался ослабить хватку, обхватив мои запястья. Я была гораздо выше ростом, поэтому за спутанной шевелюрой не могла рассмотреть выражения его лица.
– Прощай, Таисия. Возвращайся… Ну, туда, куда ты шла, когда тебя отвлекли. Куда ты шла?
Коже рук стало прохладно.
– На работу, – пробормотала я. – Таисия Вереск шла на работу. Четвертый этаж, офис бухгалтерии, должность – специалист, обязанности…
Неожиданно прямо перед моим носом открылись двери лифта. Монотонный голос звучал уже за спиной:
– Ты пойдешь на работу, женщина, и сочинишь для начальства такую правдоподобную причину опоздания, что все поверят и тебя простят. Эту же причину ты расскажешь каждому, кто будет тебя спрашивать о том, как ты провела утро. И… ты никогда меня не видела.
– Хорошо, – кивнула я, рассматривая широкие серебряные браслеты, будто по волшебству оказавшиеся на моих запястьях, – кованые ленты, украшенные чернеными надписями.
Человечек, имя которого я уже забыла, подтолкнул меня в кабину лифта:
– Вот и хорошо, иди, Тая-Таечка-Таисия. Сейчас нажми на кнопку четвертого этажа… И не забудь плотно позавтракать.
В себя я пришла уже в кабинете. Вкусно пахло кофе и свежими пончиками, тарелка с которыми обнаружилась на письменном столе прямо перед монитором. Часы показывали половину одиннадцатого, а остальные сотрудники поглядывали в мою сторону с таким благожелательным сочувствием, что мне было слегка неловко оттого, что причину его я не помнила. Пикнул таймер, я запила таблетку остывшим кофе.
Господин Баринов спал, и снилось ему приятное – босоногое детство в дачном поселке под Славигорском, друг Алешка Берг, с которым они играли в казаки-разбойники, сладкая рассыпчатая картоха, которую с тем же Лешей они запекали в углях костра. Картошка добывалась на соседском участке, и хотя точно такую же можно было выпросить у родителей, стыренная была не в пример вкуснее.
В тот день их было ровно семь – продолговатых тонкокожих картофелин. Нескладный десятилетний Арик, в которого превратился в своем сне Аристарх Евгеньевич, ворошил прутиком серые прогоревшие уголья, выкатывая их одну за одной. Две, три, четыре… Покореженные от жара, слегка подгоревшие, от одного взгляда на них рот наполнялся слюной. Шесть, семь…
– Семь на два не делится! – Леша грустно покачал лобастой головой. – Одна лишняя.
– Это на целое не делится, – успокоил Арик младшего друга. Алексей, только закончивший первый класс, еще ничего не знал ни о дробях, ни о процентах, поэтому важничать перед ним было одно удовольствие. – Седьмую мы можем разрезать на две части и поделиться по-братски.
Они кромсали ее прутиком, дуя на обожженные пальцы, и эта поделенная картофелина оказалась самой вкусной.
– Ты все правильно придумал, брат, – серые глаза Алексея улыбались из-под русой челки. – Ты из нас самый умный.
Проснувшись, Аристарх Евгеньевич долго рассматривал потолок. Голова была тяжелой, как с похмелья. Покойный Алексей, являясь в снах, обычно предвещал события глобального масштаба.
Звякнул зуммер внутреннего вызова, с секундной задержкой в прохладную полутьму спальни просочился Сергей:
– Вы просили разбудить вас в двадцать ноль-ноль. Прием начинается через час, Лера ждет в гостиной и…
Барин, не слушая, потянулся к изголовью, нащупывая кнопку коммуникатора.
– Кофе и сок, – велел появившейся на зов горничной.
Сергей почтительно молчал, дожидаясь, пока начальство одним глотком выпьет чашечку эспрессо и пригубит апельсиновый фреш.
– Ну чего там, какие еще «и»? – Аристарх Евгеньевич сидел, опираясь на подушки, как какой-нибудь король-солнце. – Случилось что?
– Ничего критичного, – малоподвижное лицо Сергея выразило озабоченность. – Наш утренний гость связывался со мной, интересовался вашим решением.
Барин неторопливо допил сок, промокнул губы льняной салфеткой и поднялся с постели.