Мундштук с русалкой
Шрифт:
Обручев склонился над стоявшей бутылкой водки; потом аккуратно, вместе с Корнеевым, осмотрели весь стол, два имеющихся стула, заглянули в одежный шкаф, оглядели дверные ручки. Следов не было, во всяком случае, явных.
– Все отпечатки ликвидировал сволочь, этой вот тряпочкой, – констатировал Корнеев.
– Ты с заключениями-то не спеши, лейтенант, – осадил его Обручев и неожиданно спросил: – Ты проверял накладные, когда и сколько сюда поступало папирос?
– Так ведь продавщица сказала, товарищ подполковник, что все накладные хранятся у заведующей, а ключей
– Шляпа ты, Корнеев! Шляпа! – досадливо сказал подполковник. – Директриса месяц находится в отпуске, и тебе об этом сказали! Продавщица работает одна, как полная хозяйка! Она, что же, весь месяц не получала абсолютно никакого товара? Накладные, видишь ли, в кабинете закрыты! Преступник в нем был закрыт, вот кто! – повысил голос Обручев.
Инспектор потерянно опустил глаза, а начальник УГРО полез в стол и стал вытаскивать из него бумаги.
– Вот они, все накладные! Ты, Корнеев, не стой, а давай поищи, может, стаканы найдешь, из которых они собирались водку пить, или нож, коим сыр резали. Неужели нигде никаких следов? Старшина, узнайте, что там нового во дворе. Пригласите сюда сторожа.
Старшина вышел, зато в кабинет вошли медэксперт, а за ним лейтенант Смирнов.
– Три удара ножом, Сергей Петрович, – сходу сообщил врач. – Два проникающих в сердце, один – в левое легкое. Все три смертельны. Смерть наступила мгновенно, в 20 часов 15 минут. Труп можно увозить в морг. Добавить мне нечего.
Подполковник согласно кивнул и крикнул в проем кабинетной двери, куда вышел инспектор:
– Корнеев! Ты во сколько отсюда уехал?!
– В двадцать ноль пять, товарищ подполковник! – тотчас отозвался лейтенант, возвращаясь назад.
Сергей Петрович взял в руки бумаги и половину из них вручил Смирнову. Потом он вышел в торговый зал и прямо на прилавке стал раскладывать эти бумаги. Накладные на получение рисовой крупы, вот скумбрия в масле, здесь соль, а вот и табачные изделия. Ага, «Беломор», «Астра», «Прима», «Волна»… Накладная от 31 июля. А это что за бумажка?
– Справка о непригодности, – вслух прочел Сергей Петрович.
Это был стандартный бланк, на котором в левом верхнем углу значилось: «Татьяновский территориальный отдел госнадзора за стандартами и измерительной техникой». Далее от руки было написано, что гири 5 класса массой в 200 граммов в количестве десяти штук непригодны для дальнейшей эксплуатации как превышающие пределы допустимых погрешностей. Ниже стояла неразборчивая подпись и число, 10 августа.
«Минутку, минутку», – вслух пробормотал Обручев. Он начал потихоньку ухватывать мысль, преобразуя ее в небольшую цепочку. Корнеев нашел здесь папиросный ящик, на котором коричневой краской намазано сердце и написано имя Петя. Этой же краской заляпаны шляпки двух гвоздей на ящике, в котором мы обнаружили трупы. Краска поступила в прибороремонтный цех и, похоже, что 10 августа здесь ремонтировали весы. Ящики с папиросами поступили в магазин 31 июля. Значит, к моменту ремонта весов ящики уже здесь были! Следовательно, их вполне отсюда могли взять те, кто ремонтировал весы.
– Где же сторож, черт возьми! –
– Здесь мы, идем товарищ начальник! – заговорил старик, появляясь в торговом зале.
– Простите, как вас зовут?
– Панин Илья Дмитриевич. А для всех дед Илья, – пояснил сторож хрипловатым голосом.
– Илья Дмитриевич, вы во сколько обнаружили погибшую? – спросил Обручев.
– Лариску-то… Да-к сразу почти, как пришел, так и увидел. В десятом часе где-то. На часы-то я не смотрел. Вижу, лежит в крови, на земле. Ну, я испугался, правда, маненько и побежал вам звонить по ноль два, – старик почесал свой большой нос картофелиной.
– Илья Дмитриевич, а заведующая у вас давно в отпуске? – задал второй вопрос Обручев.
– Да-к она у нас уж поди два месяца, как гуляет. За два года, – охотно пояснил дед.
– А были у Ларисы ключи от кабинета заведующей? Она, наверное, не замужем была; может, вы ее женихов видели? Приходил к ней кто-нибудь?
– Да-к были тутова разные, разве ж всех упомнишь, – заговорил дед. – Но они все только днем тут бывали. Вечером я никого не видел. Это днем, придешь когда, – бабка за продуктами посылат – так и углядишь которого. Но разные все бывали. А так-то Лариса девка добрая, отзывчивая. И в долг даст, и все прочее, – сторож замолчал, по-видимому вспоминая, о чем его еще спрашивали, или сожалея, что не у кого теперь будет взять в долг.
Подполковник помог ему:
– Ключи были у Ларисы от кабинета? Товар она сама принимала или звонила заведующей домой?
– Зачем ей заведующая-то? – удивился дед. – Ключи у ей все есть, она здесь такая же хозяйка!
– И последний вопрос, Илья Дмитриевич. При вас здесь никогда не ремонтировали весы?
– Да-к видал когда-то, давным-давно. Тама вон в складах стоят большие веса. В них как-то ковырялись мастера. Но это, почитай, года три было. Можа и щас ездют, да-к ведь днем, а когда тута я днем?
– Спасибо, Илья Дмитриевич! – поблагодарил деда Обручев и подумал: «То, что краской забавлялись мастера по весам, почти точно. Побыстрей бы приезжал Крючков с заведующей! Желательно, чтоб она помогла установить, все ли папиросные ящики на месте. Если не будет хватать, то наверняка отсюда и брали. Заодно посмотрим большие весы на складе, о которых говорил дед, окрашены они или нет. Если верить справке о непригодности, то весовщики были здесь 10 августа. Непонятно только, почему справка имеет отношение к территориальному отделу госнадзора, а не к прибороремонтному цеху? Завтра придется ехать в этот госнадзор, чтобы внести ясность».
Сергей Петрович вложил в свой блокнот справку о непригодности и решил: «Заодно выясним, есть ли там у них некий любвеобильный Петя».
В залике магазина вновь появился кинолог.
– Без результатов, товарищ подполковник! – доложил проводник. – Собака довела до остановки «Переулок Борцов» и села.
– Понятно, сержант. Вы свободны, – отпустил его Обручев.
На крыльце застучали шаги и в дверях появилась миловидная женщина в сероватом летнем пальто, а за ней инспектор Крючков.