Муниципальная ведьма - 1
Шрифт:
– А о чём ты хочешь со мной поговорить?
– язвительно поинтересовалась старуха.
– Какие у нас с тобой могут быть общие темы для разговора?
– Она думает, что это ты определила Мэрского на нары, - сообщил губернатор.
– Ну, и дура! Даже если так, что это тебе даёт, соплячка? Неужели ты думаешь, что прокурорские посмеют хоть пальцем тронуть жену губернатора?
– Мэрского - посмели, - возразила я.
– Но поговорить я с вами хочу не об этом.
– А я с тобой вообще не хочу говорить. Ни о чём!
– Даже о вашем внуке?
В комнате наступила
– Ладно, - вдруг произнесла старуха нормальным голосом.
– Пошли на двор.
– Зачем?
– Топором тебя во дворе зарублю! Вот же, действительно, дура! Говорить там будем! Неужели не понятно? А ты не вздумай подслушивать, а то я не знаю, что с тобой сделаю!
Старуха накинула на себя шубу, не вдевая руки в рукава, и мы вышли во двор, или на двор, как она выразилась. Она уселась на крыльцо, и мне пришлось пристроиться рядом. Тут же возле меня как бы ниоткуда материализовался Барс и ткнулся мокрым носом мне в ладонь. Я начала почёсывать ему за ушами, и пёс довольно заурчал.
– Хватит приставать к собаке!
– со злостью потребовала старуха.
– Чего ты от меня хочешь? При чём тут мой Юрочка?
– Мне кажется, вы его любите.
– И тебя это удивляет?
– она достала портсигар, по виду очень похожий на золотой, зажгла себе сигарету и протянула его мне.
– Курить будешь?
– Нет, спасибо. Не выношу табачного дыма.
– А это не табак, - она противно захихикала.
– Это другая трава. Точнее, травка. У меня внутри всё болит. Рак, знаешь ли, жестокая штука. А травка немного снимает боль. Ненадолго, к сожалению. Самое обидное, болеть-то там нечему. Всё вырезали. Это называется фантомной болью. Слышала о таком?
– Да. Это когда болит ампутированная нога.
– Вот и у меня так же. К лучшим психиатрам ходила, они мне и таблетки прописывали, и гипноз, и ещё кое-что, чего тебе лучше не знать. И всё без току. Как болело, так и болит. Ночью не получается спать без лошадиных доз снотворного, а днём - бодрствовать без травки. Так не будешь косячок? Не передумала?
– Нет. А удивляет меня не то, что вы любите внука, а то, что вы здесь, а он в Англии.
– Всё потому, что Мэрский - сволочь. Я его просила не отправлять Юрочку за границу, но ему плевать на мои просьбы.
В свете освещающей крыльцо лампочки мне показалось, что в её глазах заблестели слёзы. Но, может быть, только показалось. Я смотрела старуху, и не могла понять, почему в первый раз я так её испугалась. Да, выражение её лица было неприятным, но теперь я знала, что это не злоба, а отражение терзающей несчастную женщину боли. И физической, и моральной.
– Извините, я не знаю, как вас зовут, - сообщила я, ругая себя, что не спросила заранее у губернатора.
– Тебе и не надо знать.
– Но как мне к вам обращаться?
– Никак не обращайся. Это ты хотела со мной говорить, а не наоборот.
– Ладно, пусть так. Я вот чего понять не могу. Ваш муж тоже любит внука?
– Он ещё та скотина, но Юрочку любит, этого не отнять.
– Он наверняка мог помешать Мэрскому отправить сына в Англию. Мэрский от него во многом зависит. Но губернатор этого не сделал. Значит, у него была на то причина. Мне нужно её знать.
– Зачем? Ты пытаешься помочь Мэрскому. Разве ты не знаешь, что он очень плохой человек?
– Вы его назвали сволочью. Мне очень интересно узнать, за что. Но давайте всё по порядку. Сейчас, пожалуйста, расскажите, почему ваш муж не препятствовал отъезду своего и вашего внука за границу.
– А почему ты его об этом не спросила?
– Он отказался отвечать на вопросы, связанные с его семьёй.
– А я, значит, по-твоему, отвечу?
– Не спросишь - не узнаешь.
– Ладно, скажу тебе, - вздохнула она.
– Хоть это и выставляет меня не с лучшей стороны. Пару лет назад Юра гостил у нас на Новый год. Он у нас все каникулы проводил. Здесь, всё-таки, воздух почище, чем в городе. И стащил пацан у меня сигаретку, сама понимаешь, какую. Ему ничего не говорили, но молодёжь сейчас продвинутая, и он прекрасно знал, что бабушка курит не табак. Ну, а дальше всё понятно.
– Мне непонятно.
– Подробностей хочешь? Косячок он выкурил, его развезло, и парень начал буянить. В результате я страшно поссорилась с мужем, а Юра тем временем позвонил отцу и наговорил ему всякой ерунды. Мэрский примчался к нам, забрал сына, и осенью мой внучок уже был в Англии.
– Это тогда вы обзавелись синяком под глазом?
– Ты уже и это вынюхала? Хорошо работаешь! Тогда, когда же ещё?
– А потом подослали мужу киллеров?
– Да что за глупости?
– старуха почему-то разволновалась.
– Василий это был, шофёр наш, и братец его! Какие из них киллеры?
– Судя по результату - никакие, - согласилась я.
– Значит, это всё-таки правда? А я, честно говоря, не поверила.
– Не выдумывай! Я попросила Василия набить Мэрскому морду, и всё! За дело, между прочим! Это он мне глаз подбил, гад мерзостный!
– Вы заметили?
– Ты совсем дура? Как можно не заметить, что тебе глаз подбили?
– Я хотела сказать, заметили, кто именно это сделал.
– Да в чём проблема? Муж ни за что бы на меня руку не поднял! А этот гад - совсем другое дело. В лицо, тварь, улыбается, а исподтишка бьёт! А потом ещё перед кем-нибудь другим этим хвастается! Не зря его Мэрским прозвали! Знаешь, что он сделал, когда я хотела навестить Юрочку в Англии? Позвонил в их таможню, и предупредил, что я везу наркотики!
Старуха чем дальше, тем сильнее распалялась, не то от собственных слов, не то от травки. Я же прекрасно понимала желание отца оградить сына от влияния бабушки-наркоманки, и, судя по всему, это отразилось у меня на лице.
– Ты на его стороне, - с горечью произнесла она.
– И ты видишь в своём любовнике рыцаря в серебряных доспехах. А напрасно! Думаешь, он только со мной по-скотски себя ведёт? Знаешь, как он потешается над твоей так называемой магией?
– Почему ‘так называемой’?