Мунрейкер
Шрифт:
Оба мужчины были одеты в безукоризненно белые комбинезоны с пластмассовыми молниями на руках, лодыжках и на спине. Волосы у обоих были коротко пострижены, так, что просвечивала ножа. Если бы не взъерошенные черные усики с эспаньолкой доктора Вальтера и не тонкая щеточка светлой поросли Кребса, то обоих можно было принять за инопланетян. И тот и другой имели карикатурный вид — этакий ученый-безумец и Петер Лорре [знаменитый немецкий, а затем американский актер, игравший почти исключительно убийц, маньяков и проч. из-за своей жутковатой внешности] в юности.
Исполинская фигура Дракса, который, казалось, заполнил собой все пространство, приятно контрастировала с этим угрюмым обществом, и Бонд был благодарен
Роль радушного хозяина Дракс исполнял с удовольствием. Он потер руки.
— А теперь, Вилли, — сказал он, — сделайте-ка для нас ваш замечательный сухой мартини. За исключением, конечно, доктора. Этот не пьет и не курит, — пояснил он Бонду, возвращаясь на свое прежнее место возле камина. — И едва осмеливается дышать. — Он взорвался коротким смехом. — Весь погружен в мысли о ракете: Не так ли, друг мой?
Словно окаменев, доктор уставился прямо перед собой.
— Вам угодно пошутить, — сказал он.
— Ну, полно, полно, — сказал Дракс, успокаивая его точно ребенка. — Мы поговорим об этих ведущих кромках позже. Кроме вас все ими вполне удовлетворены. — Он обернулся к Бонду. — Наш милый доктор вечно всех пугает, — объяснил он снисходительно. — Ему вечно видятся какие-то кошмары. На сей раз это ведущие кромки стабилизаторов. Они и так уже остры как лезвия бритв, и никакое сопротивление воздуха им не страшно. Но вдруг наш доктор вбил себе в голову, будто они непременно должны расплавиться. От трения воздуха. Бывают, конечно, чудеса, но ведь они прошли испытания при температуре в 3000 градусов, и, как я уже втолковывал вам, если сгорят стабилизаторы, то сгорит и вся ракета. А этого не случится, — добавил он со зловещей усмешкой.
Подошел Кребс, держа в руках серебряный поднос, на котором стояли четыре наполненных бокала и запотевший шейкер. Мартини в правду был великолепен, и Бонд не замедлил высказать свое восхищение.
— Вы оч-чень любезны, — с глупой, самодовольной улыбкой сказал Кребс. — Сэр Хьюго оч-чень требователен.
— Налейте же ему еще, — велел Дракс. — А потом, быть может, наш друг захочет принять ванну. Ужин ровно в восемь.
Он еще не закончил говорить, как с улицы донесся приглушенный вой сирены и следом за ним топот идущего беглым шагом в ногу по бетонному покрытию площадки подразделения.
— Первая ночная смена, — прокомментировал Дракс. — Казармы расположены сразу за домом. Должно быть, уже восемь. У нас здесь все бегом, — добавил он с довольным блеском в глазах. — Точность прежде всего. У нас много ученых, но мы стараемся придерживаться воинской дисциплины. Вилли, проводите коммандера Бонда. А мы пойдем. Приходите поскорее.
Следуя за Кребсом к той двери, через которую он входил, Бонд заметил, что остальные, с Драксом во главе, потянулись к двойной двери в конце комнаты, которая отворилась, стоило Драксу замолчать. Лакей в белой ливрее стоял у парадного входа. Оказавшись в холле. Бонд подумал, что Дракс, конечно же, войдет в столовую первым, не пропустив мисс Бранд. Сильная личность. Относится к подчиненным словно они его дети. Вне всякого сомнения, прирожденный лидер. Откуда в нем это? Из армии? Или причиной всему его миллионы? Бонд шел, по-прежнему уперев взгляд в улиткообразную шею Кребса, и искал ответ.
Ужин превзошел все ожидания. Дракс оказался хлебосольным хозяином и у себя за столом держался с безупречным тактом. Большую часть его разговора составляли попытки разговорить — ради Бонда — доктора Вальтера, и речь главным образом касалась разнообразных технических проблем, которые Дракс вкратце разъяснял, как только заканчивалась очередная тема. Бонд был поражен той осведомленностью, с которой Дракс обсуждал каждый из этих сложнейших вопросов, и его глубоким проникновением во все детали. В Бонде все возрастало подлинное восхищение этим человеком, которое почти вытеснило прежнюю неприязнь. Ему больше чем когда-либо хотелось забыть досадное происшествие в «Блейдсе», тем более, что он узнал нового Дракса — Дракса, создателя и вдохновителя грандиозного проекта.
Бонд занял место между хозяином и мисс Бранд и уже предпринял несколько попыток вовлечь девушку в общую беседу. Однако нисколько в этом не преуспел. Мисс Бранд отвечала вежливо, но односложно и, как показалось Бонду, избегала встречаться с ним взглядом. Бонд испытывал легкую досаду. Внешне он находил ее очень привлекательной, и то, что ему никак не удавалось добиться от нее взаимности, неприятно беспокоило его. Он понимал, что ее холодное безразличие было напускным и что вопросы безопасности могли бы быть решены скорее, если бы взамен утрированной сдержанности между ними установились дружеские отношения. У Бонда возникло острое желание как следует пнуть ее в лодыжку. Мысль эта позабавила его, и он поймал себя на том, что смотрит на нее по-новому: не как на коллегу по службе, а просто как на женщину. Воспользовавшись долгим спором, завязавшимся между Драксом и Вальтером по поводу разночтений в сводках погоды, поступивших из военно-воздушного ведомства и с Континента, в котором мисс Бранд участия не приняла, Бонд решил проанализировать свои ощущения.
В жизни мисс Бранд оказалась куда более привлекательной, чем можно было судить по снимку. Он с трудом представлял, каким образом могут сочетаться с ней жуткие требования профессии полицейского агента с соблазнительной внешностью. Четко очерченный профиль свидетельствовал о незаурядных волевых качествах, однако длинные черные ресницы, прикрывавшие темно-голубые глаза, и чуточку широковатый рот напоминали портреты кисти Мари Лоренсен. И все же губы, пожалуй, были слишком чувствительны для Лоренсен, и темно-каштановые волосы, свивавшиеся в локоны у основания шеи, предполагали иной стиль. В высоких скулах и слегка уходивших вверх уголках глаз был намек на скандинавское происхождение, но теплота кожи была всецело английской. И в жестах и в посадке головы было чересчур много независимой уверенности, чтобы являть собой портрет идеальной секретарши. В самом деле, казалось, что она равноправный член команды Дракса, и даже, заметил Бонд, мужчины внимательно прислушиваются к ее ответам на вопросы Дракса.
Ее строгое вечернее платье с рукавами, спускавшимися ниже локтей, было сшито из черного муара. В меру открытый лиф лишь подчеркивал округлость ее грудей, которые оказались ничуть не хуже того, что представлял себе Бонд, прочитав запись в личном деле. В острие V-образного выреза была приколота яркая голубая камея — инталия Тасси, догадался Бонд, недорогая, но оригинальная. Никаких других украшений, если не считать обручального кольца с блестевшими на нем бриллиантиками, она не носила. На губах ее была мягкая пунцовая помада, ногти аккуратно подстрижены и покрыты бесцветным лаком. В общем-то, подвел Бонд итог, она милая девушка, а под ее напускной сдержанностью таится страсть. И пусть, думал Бонд, она полицейский агент и владеет приемами джиу-джитцу, но ведь у нее имеется еще и родинка на правой груди.
С этой приятной мыслью Бонд вновь сосредоточил все свое внимание на продолжавшемся между Драксом и Вальтером разговоре и оставил попытки найти общий язык с девушкой.
В девять часов ужин закончился.
— А теперь я хочу показать вам свое детище, — сказал Дракс, внезапно поднимаясь из-за стола. — Уолтер пойдет с нами. Пригодится. Идемте, любезный мой Бонд.
Не сказав ни слова ни Кребсу, ни девушке, Дракс широким шагом устремился вон из комнаты. Бонд и Вальтер последовали за ним.