Муравьиный лев
Шрифт:
— Томик, я вижу, у вас последнее время квартирует?
Губский заметил уже, что Ярчук и его племяш не особенно жалуют друг друга.
— С чего ты взял? А-а, мотоцикл стоит… Нет, это он его у нас оставляет, когда с вечера поддаст. Лина не дает ему ездить под мухой.
Ярчук заметил также возле гаража давешнее приспособление для рихтовки, но смолчал. Его больше беспокоило другое.
— Вы не в курсе, случайно… куда подевалась Тоня?
— Ума не приложу! — Губский подмигнул Климу. — Где-то в городе, скорей всего —
— Когда же? — Ярчук не мог скрыть нетерпения в голосе.
— В среду. У меня будет юбилей, круглая дата — полтинник. Приедет — куда денется… И ты приходи, само собой.
— Спасибо. — Клима пробирал озноб, то ли от холода, то ли от внутреннего беспокойства. Сосед похлопал его по плечу ободряюще.
— Ну, пока. Дуй домой, а то простынешь.
Хлопнула дверь в его доме, и Губский беспокойно оглянулся. Но это была всего лишь его жена, блеклая, как всегда. В руках у нее белела какая-то одежина, которую она тут же стала тщательно чистить щеткой.
— Иди, иди…
Но Клим уже узнал куртку Томика, мотоциклетную куртку Томика… Значит, он был здесь… Раздумывая об этом открытии, Ярчук почти миновал почтовый ящик, где что-то белело. Открыл дверцу и вытащил открытку. На обороте карпатского пейзажа коротко сообщалось, что фамилия того человека — Панков. Нина подписалась сдержанно, совсем по-девчоночьи.
18. Разговор с Катей
Название родного города перекрыло шум в зале междугородки. Ярчук очнулся от дремоты, вскочил с кресла и занял крайнюю кабину. В трубке слышался монотонный гул и на фоне его — далекий писклявый диалог, будто где-то на Марсе переговаривались два комара.
— Катя!
— Да? Я слушаю! — закричала вдруг Катя в самое его ухо.
— Привет, сестренка! Не ори особенно, тебя прекрасно слышно. Как там дела?
— Все в порядке, Климчик! Я прошла в техникум. С первого сентября — в колхоз.
В голосе сестры было столько ликования, будто дождливый сентябрь на картофельных полях мог сравниться с невесть какой удачей.
— Поздравляю, Катька! Ты хоть там одна управляешься?
— Нефедовы помогают, не волнуйся. Что там у тебя с этим самым… с наследством?
— Скоро разделаюсь. — Клим повернулся, чтобы прикрыть дверь и заметил краем глаза, как вскинулась газета под замшевой кепочкой. Так-так, значит, контролируете. Он снова повернулся спиной к залу и громко заорал в трубку:
— В порядке, Катюш! Двадцать восьмого оформим купчую — и с плеч долой! Жди с подарками!
— Ты сам-то чего орешь? — удивилась сестренка. — Весь город разбудишь, у нас тут уже начало двенадцатого.
— Это я от радости, — Ярчук заметил, как молодчик в замшевой кепке с деловитым видом вышел из переговорного пункта. Он прикрыл дверь.
— Теперь слушай внимательно.
—
— Заглянешь к тетке Ниле в шкатулку, знаешь, в ту…
— Она ее прятала. Помнишь, какой скандал был, когда я, маленькая, полезла туда?
— Ты уже не маленькая, полезь незаметно. Старушка простит.
— Не хочется.
— Надо, Катька. Там должны быть такие штуки…
— Какие?
— Ну… корешки от переводов. — Клим совсем понизил голос. — Переводы отсюда, от отца!
— Не может быть!
— Проверь, я думаю, она их не выбросила… Теперь ясно, откуда взялась та твоя шубейка… мой велосипед. В общем, напиши, сколько их там и общую сумму. И еще одна большая просьба…
Клим оглянулся. Молодчик в кепке маячил за его спиной.
— Свяжись с Крынским, пусть сделает запрос…
Остальное Клим почти прошептал.
— Ну и связь, — буркнула Катя в тысячекилометровой дали. — Еле разобрала. Что ты там опять затеваешь?
— Дома все расскажу! — громко сообщил Клим. — Так что же тебе привезти?
— Поговорили? — вмешалась телефонистка.
— Вы бы лучше за линией следили, вон у вас какая слышимость. Братик, я за тебя беспокоюсь. Возвращайся скорее, Клим!
— Хорошо. Все, сестренка? Тогда пока, не скучай!
— До свиданья! Клим…
— Закончили, — сказала телефонистка.
— А, ч-черт! Не могла подержать еще секунд десять!
Ярчук вышел из кабины и направился прямиком к переходу, возле которого сгрудились машины на красный свет, словно волы. Молодчик вышел на крыльцо почты и мельком глянул вслед. Затем, не спеша, снял трубку и набрал номер.
19. Одиночество молодого человека
Радио пиликало какую-то усыпляющую мелодию. Клим сумерничал, не зажигая света. Его охватила хандра.
Мне не нравится здесь, думал он. Мне не нравится этот тоскливый дом с привиденьями на чердаке, не нравится темная загадка с гибелью человека, давшего мне жизнь… Но его жизнь мне тоже не нравится. Мне не нравится также сосед Губский и его племяш. Мне не нравится этот крот, что регулярно роется у меня в саду, не нравится металлоискатель в гараже у соседа — такой у нас разбирали на курсах ПВО. Мне не по нраву хоровод, что начинает вырисовываться вокруг. Не нравится этот покупатель, от него несет фальшью. Мне тут, вообще, ничто не нравится. Кроме Тони, но вот следы… И где она, в самом деле?
Беспокойство о Тоне остро кольнуло; Ярчук лишь теперь начал понимать, кем она стала для него.
…Я веду плохую игру, продолжал перечень Клим. Давно полагалось бы согласиться с Пташко, но мне не нравится, как смотрит на меня при встрече сержант Станевич… А там, что, сразу проникнутся доверием? Брых исчез, а я не узнал у него и десятой доли… Блефовал… Сколько еще можно продержаться на блефе? Неизвестно… Дональд Дак клюнул — ведь это он был в междугородке… И ведь самое трудное впереди…