Мурка-моряк

Смуул Юхан Ю.

Вдруг перед его носом падает на палубу канат и, резко вильнув, начинает, извиваясь, куда-то уползать. Его тянет матрос, который спрятался за бочку. Мурка тотчас вцепляется в канат и, упёршись четырьмя лапами в палубу, прилагает все усилия к тому, чтобы помешать этому непонятному движению неодушевлённого предмета. Уж и рычит же он, уж и сердится на этот удивительный канат! Матрос останавливается, но Мурка не сводит с каната насторожённого взгляда, пока он снова не начинает шевелиться. Пёс опять вцепляется в него и продолжает сражаться. Нелёгкое это дело — следить за судовым добром.

Но потом Мурка обнаруживает за бочкой спрятавшегося матроса, и приступ трудолюбия проходит.

Начинается отчаянная беготня по

палубе. Ну, бочки, берегитесь! Мурка преисполнен жажды мщения и желания поиграть, а поймать матроса, этого молодого шутника, не так-то просто. Собачий лай раздаётся то с носа, то из-за якорной лебёдки, то из коридора на корме. Вот матрос взбегает по трапу на кормовую палубу и прячется за спасательными шлюпками. Но и Мурка, уже научившийся лазать не хуже кошки, тоже не отстаёт. Слышно, как скребут по железным перекладинам его когти, и затем противники встречаются лицом к лицу. Справедливость торжествует, порядок восстанавливается. Мурка и матрос спускаются вниз вместе, как добрые друзья.

На палубе становится тихо — спозаранок поднявшиеся матросы прилегли отдохнуть в своих каютах. А пса одолевает беспокойство. Что бы ещё предпринять?

И Мурка отправляется на мостик. С тех пор как он утащил карты, прошло две недели, старые грехи прощены ему, и он больше не пытается проникнуть в штурманскую рубку. Поэтому ему разрешается подниматься на мостик. Ну, не то чтобы разрешается…

Да что тут поделаешь, если пёс всё-таки придёт, придёт без всякого шума, не устраивая никакого бесчинства, а лишь заискивающе озираясь по сторонам? Не выгонять же его… И Мурка поднимается на мостик с чинным выражением и с затаённым в душе коварством маленького бесёнка. Он ложится у ног вахтенного штурмана, сидящего на откидном стуле, расположенном между штурвалом и телеграфом. Штурман глядит в иллюминатор, круглое стекло которого во время туманов и штормов вращается при помощи особого механизма со скоростью трёх тысяч оборотов в минуту. Все другие иллюминаторы бывают иногда затуманены брызгами воды или снегом, но быстро вращающееся стекло остаётся чистым, чтобы штурман мог всегда вести свои наблюдения.

Поначалу и пёс и штурман молчат, но затем последний грозно восклицает:

— Мурка!

Молчание.

— Мурка! — вновь произносит после паузы штурман с притворным негодованием.

Оказывается, лежащий на полу Мурка увидел перед собой знакомый полуботинок, у которого он уже не раз отдирал подошву, и решил проверить, крепко ли её пришили. Оказалось, что не очень крепко, и Мурка обрадовался. Не только непоседливость гонит Мурку на мостик, но и кое-что посущественнее, посерьёзнее. Он во что бы то ни стало хочет посидеть на откидном стуле штурмана и полюбоваться с высоты мостика ширью океана. Добиться этого можно только добром. И Мурка, который уже немного отвёл себе душу — ведь подошва отстала от полуботинка, — становится добреньким-добреньким. Он скулит, он ноет, он ёрзает, а лапы его просительно тянутся к откидному стулу. Он всячески даёт понять, что раз и навсегда оставит свои проказы, если ему дадут сегодня посидеть на штурманском месте.

И минуту спустя мы видим следующее. Рулевой стоит у штурвала, штурман — у телеграфа, а на откидном стуле восседает, словно король, Мурка. Он упёрся лапами в раму иллюминатора, изогнул хвост кренделем и знай поворачивает голову то направо, то налево. Он смотрит вниз на палубу, но, так как там никого нет, снова переводит взгляд на океан. А там и смотреть не на что. Вокруг корабля, правда, плавают три кита. Они ныряют и затем показываются у самого борта, потом отплывают и опять подплывают ближе. Но эти создания не интересуют Мурку. Он, очевидно, не верит, что эти чёрно-серые горы могут быть живыми существами.

Мурка

сидит на штурманском стуле с важным и умным видом. Он сознаёт своё значение и целых пять минут соблюдает достоинство. Но вдруг соскакивает со стула и громогласно требует, чтобы его пустили вниз.

Что случилось? Оказывается, над кораблём пролетело несколько чаек. И вот Мурка уже носится с лаем по палубе.

Если Мурку и интересует что-либо за бортом судна, так только эти птицы. Но от них одно расстройство. Они всегда пролетают мимо, и в такой заманчивой близости, что лишь подпрыгни вовремя — и ухватишь птицу за хвост. Только подпрыгивать пришлось бы над водой, а Мурка на это не отваживается. Он ждёт более подходящего случая. Всё надеется, что когда-нибудь чайка пролетит над палубой низко-низко, и тогда удастся цапнуть её за перепончатую лапу.

Подобный случай всё не подворачивается, но Мурка не теряет надежды. Кроме того, он пытается подманивать птиц: положит голову на лапы и притворится спящим. Но глаза его всё время чуть приоткрыты. Чайки летают совсем рядом, у самого борта. Будь и у них такой же интерес к собаке, тогда бы всё было в порядке. Но этих глупых птиц совсем не занимает странное и мохнатое четвероногое, часами не сводящее с них влюблённого и тоскливого взгляда. Оно вовсе не похоже на обитателя моря.

Мурке так и не удалось поймать чайку. Лишь пришлось испытать, до чего злобна и воинственна эта птица, умеющая постоять за себя и за неприкосновенность своего хвоста. Оказалось, что чайки не понимают шуток.

Но чайку поймать можно. Надо только взять для этого обыкновенный рыбный черпак и постоять с ним у поручней неподалёку от кормы, у того люка, с которого сбрасывают в море селёдочные потроха. Хоть предусмотрительные чайки и держатся на почтительном расстоянии от корабля, всё же иные из них оказываются порой настолько глупыми и жадными, что подлетают к самому кораблю, чтобы получить свою долю раньше других. Тут-то и надо сразу поддеть чайку черпаком, и она замрёт в нём, словно курица в кошёлке. Чайка способна взлететь только с воды. По палубе она перебирается с трудом: её ноги слишком слабы для такого жирного тела. А о том, чтоб взлететь, и разговору быть не может.

Таким способом и поймали чайку для Мурки. Уж и радовался он сначала! Носился вокруг птицы и подступался к ней всё ближе, норовя ухватить её покрепче. Но клюв злобно кричавшей птицы непонятным образом оказывался всегда нацеленным на собаку. Мурка всё плясал вокруг, временами вытягивал к птице свою морду и пытался потрогать её лапой. Но крепкий костлявый клюв чайки заставлял его отступать подальше.

Наконец Мурка рассердился, кинулся в лобовую атаку и попробовал схватить чайку за шею. Но после первой же попытки отскочил с жалобным воем: крепкий клюв трахнул его прямо по носу. Так трахнул, что задранный хвост Мурки сразу вытянулся, как стрела, а потом повис. Но, едва боль прошла, Мурка сделал новую попытку, на этот раз более осторожную. Однако теперь чайка не стала пятиться, а заковыляла навстречу псу и снова стукнула его по носу.

Тем же закончилась и третья атака Мурки. Но он, не желая признавать перед людьми своего поражения, по-прежнему вертелся вокруг чайки. Только круги его становились всё шире и шире. Пёс делал вид, что эта злая птица с пронзительным, противным голосом совсем перестала его интересовать, что собачье достоинство не позволяет ему заниматься дальнейшим сведением счётов с крикливой пришелицей.

И, отправившись в кают-компанию, Мурка улёгся там на стуле. Время от времени он трогал лапой свой нос и вспоминал о проигранном сражении. Всё же следует сказать, к чести Мурки, что он и после продолжал преследовать чаек с прежним упорством. Видно, надеялся, что не все они такие отчаянно злые и упрямые, как та, которую поймали черпаком. Она была исключением, а вот если он сам сумеет поймать какую-нибудь, то…