Мурманский сундук.Том 2
Шрифт:
— Ну ладно, не сердись, что затронул больную тему. — Никита Тимофеевич виновато улыбнулся. — Нас всех, как только вернулись в Союз, помели на гражданку… А у каждого боль, раздрай в душе, а в нее ещё и наплевали… А ты знаешь, — он неожиданно переменил тему, — мне Петька Фуфлев письмо не так давно прислал. Тоже на гражданке. Работает в какой-то авиационной фирме. Доволен. Пишет, что получает под завязку, отдыхать ездил с семьей в Испанию. Видишь, ему повезло.
— Ну, то Петька! Он без мыла, сам знаешь, везде пройдёт. Как его ещё авиация терпела. У него особых принципов,
— Ну, хорошо, — Никита Тимофеевич встал. — Хватит об этом. Ты, конечно, не обедал. Сейчас я организую закусон и выпивон, у меня бутылка давно припрятана, словно ждал я тебя. А Людмила придёт — мы повторим. Ты располагайся, не впервой у меня, чай. — Он ушёл на кухню и оттуда спросил: — Ты надолго к нам в город?
— Хотелось бы побыстрее…
— Останешься у меня. Сколько нужно, столько и поживёшь. Людмила придёт, обрадуется. Эва, Афанасий, Афоня пожаловал….
Через час они сидели за столом. Никита Тимофеевич дымил сигаретой, его бас гулом наполнял небольшую комнату:
— Ну, давай, опрокидывай, Афанасий, что задумался? Двести грамм тебе не повредит… Не в дребадан же напьёмся…
— Да я не задумался, — ответил Афанасий, беря рюмку. — Афганистан вспомнился, ребята… Там было просто, жил одним днём: вернулся с задания живым и невредимым — хорошо, а что следующий день принесёт, видно будет.
— А теперь?
— Теперь по-иному. Тогда нужны были Родине, а сейчас оказались ненужными.
— Война нас пощадила, авось и теперешнее время пощадит…
— Будем надеяться, — проговорил Афанасий. — За удачу! — И, выпив, шумно выдохнул.
— Ты по делам в город? — спросил Никита Тимофеевич, беря салатницу и накладывая Афанасию в тарелку нарезанных кружочками помидоров и огурцов. — Ешь, не стесняйся — всё своё, не покупное. Видишь, какие мясистые помидоры в теплице вызрели?
— Мне помощь твоя нужна, — сказал Афанасий, цепляя на вилку крупно нарезанные перья лука.
— А просто так бы и не заехал, — укоризненно проговорил Никита Тимофеевич.
— Мы как… русские… когда припрёт.
— Это уж точно, — вздохнул Никита Тимофеевич. — Долго запрягаем. Всё дела да делишки. Нет бы, бросил всё, тем более, ты свободный человек, как говоришь, приехал бы на недельку, сходили бы на рыбалку, может, на охоту бы собрались…
— Дай срок, приеду на целый месяц погостить. Вот с делами справлюсь…
— Дела-то большие?
— Пока сам не знаю. Кое-что мне надо уточнить, от этого будет зависеть и дальнейшее.
Афанасий рассказал бывшему сослуживцу, что ему надо бы посмотреть в местном отделе ФСБ дело крестьянина Антипа Загодина, богатого хуторянина, репрессированного в начале тридцатых годов.
— А он что — твой родственник?
Афанасий смутился.
— Да нет, чужой человек.
Никита Тимофеевич махнул рукой с зажжённой сигаретой:
— Впрочем, чего я спрашиваю. Теперь везде коммерческие тайны. Так ведь?
Афанасий пожал плечами, ничего не ответив.
— Я так и понял. Сделаю всё, что смогу, но только завтра.
Никита Тимофеевич встал, прошёл к телефону, стоявшему на журнальном столике, снял трубку и, попыхивая сигаретой, зажатой в зубах, набрал номер:
— Вениамин? — спросил он. — Это ты? Добрый день, это Туляков. Узнал? Володя поблизости? Позови, пожалуйста. Привет, Володя. Да, это я. Ну и молодец. Как жизнь? Нормально? Рад за тебя. У меня к тебе дельце. Небольшое. Можно и по телефону. Какой секрет. У меня секретов нет. У других, да, — он взглянул на Афанасия. — У меня один секрет, когда пенсию принесут. Денег нет, и дают не вовремя. Скажи мне, делами репрессированных кто занимается? Ага. Понял. Завтра я с одним товарищем приду. Надо посмотреть одно, если оно у вас хранится. Обеспечишь? Спасибо. Пока. До встречи! Ну вот, — положив трубку, сказал Никита Тимофеевич. — Завтра сходим. Ты давай закусывай, не сиди ровно на именинах.
Около шести часов вечера пришла жена Никиты Тимофеевича Людмила, женщина лет около сорока, в лёгком летнем платье, с полиэтиленовым пакетом в руке, из которого виднелась синяя ручка складного зонтика. Серые глаза заискрились, когда она увидела Афанасия.
— Афонька! Это ты? — Она остановилась на пороге и заулыбалась.
Афанасий её знал хорошо. До армии вместе с ней работал в одном цехе на ткацкой фабрике. Она была ученицей ткачихи, он — учеником наладчика. Потом она окончила институт, а он после армии поступил в военное училище. Когда впервые приехал в гости к своему земляку однополчанину Никите Тимофеевичу после вывода советских войск из Афганистана, то очень удивился, увидев её в качестве его жены.
— Вот те на, — произнёс он тогда, ставя спортивную сумку у ног. — Люська!?
— Моя жена, — представил её Туляков.
— Ну ты даёшь, подруга. Как же ты окрутила этого волкодава?
И сегодня тоже обрадовался, увидев её.
— Афанасий, — она сморщила маленький курносый носик. — Как ты похудел!
— Похудеешь от такой жизни, — ответил Афанасий и сказал: — А ты ничуть не изменилась: такая же хохотушка и веселушка?
— Её ничто не берёт, — вступил в разговор Никита Тимофеевич. — Вместе с ней я и сам молодею. — Он заулыбался и обнял жену за плечи.
А Людмила продолжала:
— Но ничего — впалые щёки тебя не портят. Наоборот, ты стал намного импозантнее.
— Хватит болтать, ребята, — шутливо остановил жену и гостя Никита Тимофеевич. — Мы немного перекусили тут, — обратился он к Людмиле, — без тебя, а сейчас давай хороший ужин зададим, как в старые добрые времена. Такие встречи бывают раз в сто лет.
Людмила подвязала фартук и пошла на кухню. Вызвался ей помочь и Никита Тимофеевич, включив телевизор и оставив гостя одного. Сидя на диване, Афанасий рассеяно смотрел на экран. В новостях, кроме очередных ЧП, положении в Чечне, ничего не сообщалось. Да и не было о чём сообщать. Президент был в очередном отпуске, отдыхал в Карелии, Дума была на каникулах. По другим каналам шли длинные мыльные оперы…