Мурзук
Шрифт:
Здесь он жил среди шумного, людного города. Смелый до дерзости, как все соколы, он часто хватал голубя или галку над самой головой прохожих. Горожане даже не подозревали, что этот свирепый хищник живет рядом с ними в столичном городе. Те из них, кому не раз приходилось видеть, как вспугнутая его внезапным появлением стая голубей с шумом проносится у них перед глазами, или не догадывались поглядеть вверх, или просто не замечали ни внезапного смятения голубей, ни быстрого нападения хищника.
Встреча двух соколов спасла жизнь казарке. Сапсан, утомленный головокружительным
Глава пятая
Миша разложил перед собой большую карту, нашел на ней город Витебск и подчеркнул название карандашом.
Мысль о выпущенной на волю казарке не давала ему покоя.
«Ладно, – думал Миша. – Пусть она летит туда, где ее поймали».
Он провел прямую черту от Витебска до Финского залива, левее Петрограда.
«Правда, оттуда ее везли в закрытой корзинке. Ну что ж, почтовых голубей тоже в закрытых корзинках возят. Находят же они все-таки дорогу назад, в свою голубятню. А дальше?»
Миша задумался.
«Казарки, говорят, на самом севере гнездятся. Путь у них через Ладожское да Онежское озера, дальше мелкими озерами. И залетит куда-нибудь на Новую Землю. Кто ее там поймает? Там и людей-то – раз-два и обчелся. А если застрелит ненец-охотник – разве он знает, что надо про кольцо в Москву заявить?»
– Батька-а! – закричал вдруг Миша во весь голос. – Знают ненцы, что о кольце надо в Москву заявлять?
– Что такое? – отозвался отец из своей комнаты. – Какие немцы? Про какое кольцо?
– Да не немцы, а ненцы. Если нашу казарку охотник, какой-нибудь ненец на Новой Земле, застрелит, – догадается он про кольцо заявить?
– А, ты вот о чем! Что ж, очень возможно, что и заявит. Северные охотники – народ очень приметливый и любознательный. О птице с кольцом на ноге быстро разнесется слух по всем становищам. Узнают, конечно, об этом и тамошние научные работники и дадут знать в Москву.
– Пожалуй что и так, – согласился Миша. – Дельно было бы с Новой Земли известьице получить: дескать, кланяется вам белолобая казарка.
Миша поднял глаза от карты и задумчиво посмотрел в окно. Тут глаза его разом расширились от испуга: за окном валил снег, бушевала настоящая метель. Миша думал: «Ну, значит, конец теперь казарке. Зима вернулась. Куда птице деваться? Не прилетит же обратно в свою конуру?»
Миша пошел к отцу и рассказал ему о своих опасениях. Отец уверял, что еще ничего не известно, – может быть, там, где теперь казарка, и нет никакой метели. Может, там прекрасная погода. Да, в конце концов, не все же птицы гибнут, когда в пути их застает буран. Что за чепуха такая – воображать себе всякие ужасы!
– Нет, – сказал Миша твердо, – я знаю: маху мы дали. Нельзя было так рано выпускать казарку. Надо было настоящего тепла дождаться. Она у нас привыкла в тепле жить. Теперь погибнет от стужи. – И махнул рукой.
Глава шестая
Шум стоит
Дважды в год проносятся по нему густые толпы крылатых странников. Дважды в год они облетают четверть земного шара вслед за лучами яркого солнца. Одним своим концом Великий путь уперся в сумрачный Северный Ледовитый океан, другим – потерялся в цветущих странах жаркого экватора.
Ранней весной, едва горячие лучи солнца скользнут вниз по склону земного шара, борясь с мраком долгой северной зимы, ломая лед и освобождая воды, – бесчисленные стаи морских и прибрежных птиц поднимаются с теплых озер и морей Южной Европы и Африки. Бесконечной вереницей, каждая в свой черед, своим строем летят они вдоль берегов Африки и Пиренейского полуострова, Бискайским заливом, проливами, Северным и Балтийским морями.
Постепенно часть стай начинает отставать, сворачивает с Великого пути и широко разлетается в стороны, расселяясь по окружным озерам, рекам и топям. Но всё новые и новые стаи прибывают с юга. Там, где узкий Финский залив глубоко врезался в сушу, они поднимаются над лесом и летят почти беспрерывной цепью озер до холодного Белого моря и дальше, вдоль берега Ледовитого океана, до Новой Земли. Здесь последние стаи разбиваются на пары. Тут они строят гнезда, выводят маленьких пушистых птенцов.
Они спешат, потому что на севере лето коротко. Едва их птенцы подрастут и выучатся летать, птицы снова собираются в стаи, чтобы лететь на юг. Голод, надвигающийся вместе с мраком и холодом, гонит их за ускользающими лучами солнца. Настает осень, и еще более густые толпы крылатых странников покрывают собой Великий морской путь.
Долгий путь труден. Но беззаботная жизнь на плодородном юге быстро восстанавливает истощенные силы. Подходит пора: образ далекой родины встает перед изгнанниками, и вся роскошь юга бессильна удержать их на чужбине.
И вот, стая за стаей, – первыми те, что прилетели последними, последними те, что прилетели первыми, – птицы снова отправляются в путь на далекий север.
Лед уже растаял на Финском заливе. Последние льдины, застряв на камнях и мелях близ берега, еще белели среди серой глади моря. Они служили приютом для отдыха пролетных стай.
На одну из этих льдин опустилась и утомленная казарка.
Она только что рассталась со своими спутницами – утками. Утки остались кормиться у берега, а она полетела разыскивать свою родную стаю.
Место это было ей хорошо знакомо: как раз тут прошлой осенью она попалась охотнику, отделившись от своей стаи и запутавшись в рыболовной сети.
Но теперь диких гусей нигде кругом не было видно.
Был полдень – время отдыха на Пути. Лишь изредка проносилась вдали одиночная стая спешивших на кормежку птиц.
Над льдиной летали взад и вперед чайки. То одна, то другая из них, подняв прямо над спиной крылья, падала в волны. Искры светлых брызг на мгновение скрывали от глаз белую птицу. Через миг она снова махала крыльями в воздухе, быстро поднимаясь от воды. В ее вытянутых лапах неизменно тогда блестела серебряная рыбка.