Мушкетер и фея (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

"Но ему сейчас не до месяца", – понял Джонни.

Юрко не до месяца, не до зимних сказок. Он сидит и томится: а почему Джонни говорил так хмуро? И как он его, Юрку, встретит?

Эту тревогу далекого еще Юрика Джонни ощутил какой-то

глубокой, тайной ниточкой-нервом – безошибочно и ясно. Как ощутил, почему – трудно разгадать. Тайны человеческой души такие же запутанные и неизученные, как загадки пирамид. Или даже сложнее…

Джонни сказал:

– Борис Иванович, я пойду. Я на вокзал. Надо узнать, во сколько приходит Юркина электричка.

– Иди.

Борис Иванович стянул перчатку, а Джонни потрепанную свою варежку, и они пожали руки. Коротко и просто, без лишних слов, без всякого значительного молчания и вглядывания друг другу в глаза.

– Увидимся еще, – сказал Борис Иванович.

– Счастливо слетать… Я пошел.

И Джонни не пошел, а побежал к серебристо мерцающему крепостному валу.

Борис Иванович… Рука так и просится написать: "Борис Иванович стоял и смотрел ему вслед". Но это неточно. Он смотрел себе под ноги. На тени кленовых ветвей, на втоптанную в снежок коробку "Беломора"… А потом он посмотрел вверх, за снежные деревья. Там поднималась четырехэтажная школа. Она еле угадывалась в мутноватом ночном небе: окна были непривычно темны: уроков нет – каникулы, а новогодние вечера уже прошли. Лишь кое-где окна чуть искрились – то ли отражали рассеянный свет месяца, то ли мерцали сами по себе.

Очень хочется написать, что, посмотрев на окна своей школы, Борис Иванович сначала тихо, а потом все решительней зашагал к отделению почты. И там вечерней дежурной телеграфистке сдал телеграмму для своего товарища, что на юг он не поедет и начальником лагеря он не станет… Но мы этого не знаем. И расстаемся мы с директором школы номер два здесь, на улице, когда он о чем-то думает и что-то решает, глядя на темные окна дремлющих классов.

Ладно. В конце концов, не он главный наш герой. Главный – Джонни. Мы с ним расстаемся, но здесь проще. По крайней мере сейчас проще. Джонни с разгона, не заметив крутизны, взлетел по тропинке на вал, промчался по нему шагов двести и по заснеженному склону ринулся вниз – к желтоватым огонькам Вокзальной улицы. Он мчался без тропинки, сквозь мелкие березки, которыми зарос восточный скат крепостного вала. Заснеженные ветки быстро, но мягко задевали его щеки, и он вспомнил на миг сон про желтый миндаль. Но только на миг. Он спешил.

А над ветками летел запрокинутый месяц-кораблик с серебристым клочком облака, похожим на вздувшийся парус.

1969 – 1985 г.г.