Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?

Яшенин Дмитрий

Опять весна на белом свете, подумал Шурик, втягивая ноздрями холодный воздух. Холодный, пронзительный воздух, щекочущим колючим шариком соскальзывавший по гортани к легким, нагреваясь постепенно и теряя пронзительную свою остроту. Нет, отметил Шурик, проглотив еще несколько шариков, и воздух нынче не тот, что неделю назад. Появился в его колючей, морозной колкости какой-то тонкий, еле уловимый привкус. Он стекал то ли с ветвей, стряхнувших снег и медленно покрывающихся маленькими бородавочками почек, то ли с полей, где под истончившимся белым настом уже прокалывали черную землю тоненькие острия

зеленых былинок, то ли с самого неба, где плотная завеса серых туч изо дня в день все чаще и чаще прореживалась ясными голубыми полянками, на которые, бывало, выкатывалось порезвиться солнышко, становившееся изо дня в день все горячее и горячее. Таинственный по своему происхождению привкус этот тем не менее тревожил юношу, заставляя его сердце трепетать предвкушением чего-то неизведанного и пленительно сладкого. Такого, что со всей остротой ощущаешь лишь в восемнадцать лет, а позже только улавливаешь как… эхо, далекое эхо, мечущееся в лесу твоей жизни между стволами прожитых лет…

Опять весна на белом свете, подумал Шурик, всей грудью наваливаясь на холодный камень стеньг. Скоро теплые южные ветра окончательно одолеют северные и сдернут своей властной дланью белое покрывало снега с лугов, последовательно, будто свиток пергамента, скатав его от леса, с самых верхних террас, к реке. Скоро и сама река своенравно и неудержимо вздыбится черной кипенью вешних вод, взломав непрочный уже панцирь льда, и божьи братья монахи сутками будут дежурить на берегах, спасая с проплывающих мимо льдин безответственных любителей подледного лова. Скоро унылая гегемония черно-белой цветовой гаммы в окружающем мире сменится буйным весенним многоцветием, когда природа, кажется соревнуясь сама с собой, расшивает один кус своего пестрого сарафана ярче и пышнее другого…

Опять весна на белом свете, подумал Шурик. Еще неделя-другая, и пора будет собираться в дорогу. Как время-то быстро пролетело! А ведь как будто вчера только они вчетвером сидели в просторной палате другого монастыря, обдумывая меры по упреждению французского нашествия на Русь.

…— Значит, говоришь, жизни не пожалеешь? — переспросил Афанасий Максимыч. — Это хорошо, хлопчик, что ты жизни не пожалеешь, — он усмехнулся, — потому как именно о жизни-то твоей речь сейчас и пойдет.

— О моей жизни? — удивился Шурик.

— О ней, сынок. О ней, — подтвердил боярин. — Ты смекаешь ли, для чего тебя в Москву привезли? Для чего насчет языка французского распытывали да мастерство твое шпажное проверяли?

Разумеется, кое-что на этот счет Шурик смекнул, но ум свой выпячивать счел излишним и лишь пожал плечами, ожидая разъяснений.

— Вижу, смекаешь, да не хочешь вперед батьки в пекло лезть! — Боярин снова усмехнулся. — Молодец. Хвалю. Осторожен. А это очередной плюс в твою пользу. Так ведь, Игнатий Корнеич?

— Истинно так, Афанасий Максимыч, — согласился купец. — Осторожность — первое, чего мы от тебя ждем, Александра Михайлович. Остальное приложится, а вот осторожность, природное чутье на опасность, интуиция, как говорят в тех недобрых краях, куда дорога твоя лежит, — это либо есть, либо нет.

Шурик кивнул, пытаясь унять дрожь, раскатившуюся вдруг по всему телу. Ну что ж, теперь все

абсолютно ясно. «В тех недобрых краях, куда дорога твоя лежит»… ишь как загнул-то. С одной стороны, вроде и про Францию напрямик не сказал, а с другой — намек сделал столь явный, что далее строить из себя дурачка убогого, кутенка несмышленого вроде бы как даже и неприлично.

— Вижу, смекаешь, в чем дело, — повторил Афанасий Максимыч, наблюдавший за юношей. — Точно смекаешь.

— Так это… — начал было Шурик, но голос изменил ему, поскользнувшись на омерзительном липком комочке, запечатавшем горло. — Так это получается, что Франция на самом деле существует? — выговорил он, откашлявшись.

— Существует.

— Но ведь всегда считалось, что за Польшей находится Балтийское море, за ним — Великий океан, а за океаном — Индия! — воскликнул Шурик.

— Точно, — кивнул Игнатий Корнеич. — До некоторых пор именно так все мы и думали. В том числе и я. Однако, по последним разведданным, все это полная ерунда.

— О как! — поразился Данила Петрович. — А где ж тогда Индия?!

— Да бог ее знает! На этот счет достоверных разведданных пока что нет, — пожал плечами купец. — По крайней мере, у нас точно нет.

— А за Польшей, выходит, действительно Франция располагается? — поинтересовался Шурик, менее воеводы озабоченный местоположением Индии.

— Именно так, — подтвердил Афанасий Максимыч. — Франция, а также много чего другого, столь же нелицеприятного.

— Так надо же об этом народу сообщить! — воскликнул Данила Петрович.

— Не надо! — Боярин строго покачал головой. — Чем меньше народ знает, тем крепче он спит. Я вот, Данила Петрович, всякий сон растерял, с того дня как про Францию эту зловредную узнал! А народ должен спать очень хорошо, иначе как он работать станет?! А если народ плохо работать станет, откуда тогда у государства доход и прибыль появятся? Отсюда вывод: чем меньше народ знает, тем для государства лучше!

— Ввиду этого, — прибавил Игнатий Корнеич, — предупреждаю вас обоих: все, что вы узнали и еще узнаете, начиная с этой ночи, — государственная тайна. За ее разглашение — плаха и топор!

Шурик покачал головой, чувствуя, как мир, тот мир, который он знал прежде, переворачивается прямо на его глазах. До сих пор он воспринимал россказни Старого Маркиза про Францию как выдумку, сказку вроде Берендеева царства бабки Марфы, где она якобы собирает свои целебные травы и куда якобы она одна со всей Вологды дорогу знает. Ну хотелось старому человеку, оказавшемуся на чужбине, помечтать о своей далекой родине, приукрасив ее, родину эту, до невозможности! Ну что ж теперь, казнить его, что ли, за это?! А оно звон как повернулось…

— А драконы во Франции есть? — На его языке вертелись сотни других, более насущных вопросов, но дурацкое детское любопытство со свойственной ему, любопытству, энергией вырвалось вперед.

— Драконы? — переспросил Игнатий Корнеич, озадаченно покачав головой. — Да нет, лично я драконов во Франции не видал.

— А вы сами были во Франции?! — удивился Шурик.

Удивился и даже не понял, чему, собственно, он удивился.

— А то как же! — Игнатий Корнеич снисходительно улыбнулся наивности отрока. — Месяц, как вернулся.