Мушкетер
Шрифт:
— Двигай к нам! Надо уходить!
Короткими перебежками, справляясь с мутью в голове, Виктор проник в гостиную.
— А где же Олег? — спросил он, падая на колени под окошком.
— В беде, — буркнул Пончик. — Угу…
Акимов вопросительно глянул на Ярослава.
— Олег был у Холланда, — сказал тот с неохотой, — и вдруг тут солдаты графа. Совпадение?
Виктор тоскливо выругался.
— Вот и я так думаю, — угрюмо кивнул Быков. — Ладно, уходим, пока не окружили!
— Чёрный ход? — понял Акимов.
— Или через окно в сад.
— А лошади? Пешком мы уйдём недалеко!
— Ёш-моё! Действительно…
— Есть идея, — решительно сказал Пончик и бросился в холл.
Последние метры он одолел на четвереньках, и Виктор с Яриком тоже поползли окарачь, зато, когда Шурик указал им на бочонок с порохом, оба чуть не вскочили.
— Ты гений! — громко прошептал Быков.
— Ну есть немного, — скромно признался Александр.
Просыпав по полу порох от входной двери до арки гостиной, изобразив этакий бикфордов шнур, Шурик установил бочонок возле самого входа.
— Поджигай!
Кресало сработало на раз — весёлый огонёчек побежал по россыпи серого праха, но три товарища этого не видели — они мчались к чёрному входу.
А шипение сменилось яркой вспышкой и грохотом — взрывом вынесло дверь, сметая солдат вместе с тараном. Солдаты, залёгшие поодаль, стали палить в пустой проём, где клубился густой дым, а те, кого они жаждали взять живьём, уже выводили лошадей из конюшни.
Вскочив в сёдла, друзья порысили в глубь сада — мягкая земля глушила топот копыт — и выскользнули в поле.
— Куда теперь? — крикнул Пончик.
— К миледи!
Сделав немалый крюк, троица выехала к Чаринг-кросс. Отсюда до особняка Карлайлов было рукой подать. Заведя лошадей в конюшню графа, друзья разделились: Виктор с Шуриком остались ухаживать за животными, а Быков отправился к графине.
Беспутный супруг Люси был дома, но после вчерашней пьянки отсыпался. Его благоверная побледнела, увидев, в каком состоянии Быков.
— Миледи! — выдохнул Ярослав. — Беда!
Кратко посвятив графиню в события последних часов, он опустился на стул совершенно без сил, а вот Люси, напротив, забурлила деятельной энергией.
Мигом собравшись, она объявила, что навестит лорда Холланда и обо всём разузнает. Приказав Мэри накормить гостей, графиня выпорхнула из дома.
Прошёл час томительного ожидания, и миледи вернулась. Узнав от нее последние новости, Быков побежал в конюшню.
— Вы что, совсем с ума посходили? — начал он страшным голосом. — Вы зачем этому придурку краски дали?
— Ну он же художник, — выдавил из себя Акимов.
— Мы и подумали… — пролепетал Шурик.
— Не знаю, каким местом вы думали, — грубо проговорил Яр, еле сдерживаясь, — но этот художник нарисовал портрет Олега и подписал в уголке: «Олегар де Монтиньи, корнет роты королевских мушкетёров, шпион кардинала Ришелье»! И выбросил свою писульку в окошко, не забыв упомянуть адрес Холланда. А какой-то босяк её подобрал и доставил графу лично в руки!
Пончик побледнел.
— И что теперь? — вопросил он сдавленно.
— Да ничего особенного. Олега заключили в Ньюгетскую тюрьму, а завтра повесят на «Тайбернском дереве»! [89]
Глава 17,
в которой Олег не желает сдаваться
Камера была невелика, со всех сторон обжимая холодным, грубо отёсанным камнем. Бойница, пробитая в толстенной стене, была до того узка, что её не стали перегораживать решёткой, а в низкую дверцу, толстую, как в сейфе, бесполезно было стучать — глухой звук гас, не разносясь далеко.
89
«Тайбернское дерево» — виселица из деревянных балок, в форме большого треугольника.
Да и толку от этих стуков! Ну услышит тебя здешний вертухай и что? Безнадёга…
Олег уселся на деревянный топчан, прислонился спиной к каменной кладке и закрыл глаза.
— Бес-пер-спек-тивняк, — пробормотал он одно из любимых словечек Быкова-старшего.
Хотя почему? Это что, первая зона в его жизни? Он и в знаменитой Мамертинской тюрьме сиживал, и в застенки Октогона [90] его бросали, а давеча и Бастилию посетил. Ньюгетская тюряга в сравнении с ними — тьфу!
90
Мамертинская тюрьма — пожалуй, самая страшная в Древнем Риме. Тюрьма Октогон находилась в Константинополе.
Сухов задумался. Оружия ему не оставили, конечно, но тут к стене ржавая цепь привинчена, можно расшатать да и вытащить. Всё ж какая-никакая, а железяка. Дашь врагу по кумполу, и будет тебе счастье.
Да нет, ерунда это. Перебить вооружённых охранников, когда те явятся за ним? Глупости. Нет, порезвиться, конечно, можно, да только на пути к свободе куча дверей и толпа стражи — и в коридоре, и во дворе, и у ворот. Всех не перебьёшь, умаешься.
Спору нет, сбежать отсюда можно, но на организацию побега нужно время, и немало, а у него сроки поджимают — завтра обещают вздёрнуть.
Если подумать, то лучшее место для молодецких забав — у самого эшафота. Главное, там стен нет, а стражники внезапно смертны.
Поток мыслей был разом прерван лязгом засова. Дверь отворилась, и в камеру вошли, сильно пригибаясь и удерживая шляпы, трое молодцев с пистолетами. Четвёртым протиснулся граф Холланд с горящим факелом в руке.
Поискав держак на стене, Генри сунул в него свой осветительный прибор и пристально посмотрел на Олега.
— Добрый вечер, граф, — сделал ему ручкой Сухов. — Хорошая сегодня погода, не правда ли?
Холланд усмехнулся.
— Отдаю должное вашему хладнокровию, шевалье, — проговорил он.
— В общем-то, виконт. Виконт д’Арси.
— Тем более. Но должен вам заметить, господин виконт, оказались вы здесь по причине излишнего благородства. К чему, спрашивается, вы сохранили жизнь Жербье? Будь он мёртв, я бы сейчас пил с сэром Северусом.
— Вы правы, граф, — согласился Олег. — Есть же хороший девиз: «Не спеши творить добро, дабы оно не вернулось к тебе злом!» Так нет же, отступил от сего мудрого правила.