Мутабор
Шрифт:
– Ну хорошо, я согласен, – вздохнул Омар, – вы перечисляете на мой счет шестьдесят тысяч евро, по десять тысяч за каждый день, проведенный в Кашеваре, – так я оцениваю свои страдания. А еще, еще вы в ближайшее время даете мне возможность встретиться с консулом Англии и доиграть с Ширханом-эфенди партию в нарды. Если вы хорошо осведомились о моей персоне, то должны знать, что я очень люблю интеллектуальные игры и ненавижу недоигранные интересные партии. Иначе стал бы я покупать тот шахматный набор и с вами сейчас торговаться.
– Хорошо, – скрепя сердце согласился Гураб-ходжа, – будут еще какие-нибудь пожелания?
– Во время игры в шахматы я люблю пить чай с молоком и фруктами. Так что прошу: принесите в камеру как можно больше еды, лучше прямо сейчас. А я вам обещаю, что после того, как вы выполните все мои требования и отвезете меня в банк, чтобы я мог лично перевести деньги в Лондон и заблокировать свой счет, а затем
– Не слишком ли много вы хотите съесть? – ухмыльнулся Гураб-ходжа.
– Не думаю, что это очень много. Вы же понимаете – мне нужны гарантии. Гарантии, чтобы подготовить себе пути к отступлению после того, как я поделюсь с вами секретом, благодаря которому я все еще остаюсь живым.
– Хорошо. Вам принесут еду и чай. И переведут в чистую и светлую комнату гостя.
– Не надо никакой комнаты гостя. Я хочу, чтобы компанию мне составили некоторые мои сокамерники. Как аристократ, я не привык ужинать в одиночестве. Да, чуть не забыл. Еще я хочу дочитать книги, которые ваши фанатики у меня отобрали.
6
Где-то ближе к вечеру пятницы к Алмазу Алексеевичу подошел начальник смены и сообщил, что его ждет хозяин. Точнее, вызывает. Алмаз Алексеевич поднялся по железной лестнице – наверх, в контору. Прошел по коридору и очутился в офисном здании. Здесь чистенько и светло. Подвесные в клеточку потолки, новые перламутровые двери и аквамариновый линолеум.
Кабинет с двумя красавицами секретаршами находился на последнем этаже. Пройдя по коридору, Алмаз вошел в предбанник кабинета шефа, где находились аж три молоденькие девицы. Как на подбор: рыженькая, беленькая и темненькая. Почти раздетые, разве что прикрытые щавелевым листком.
– Тьфу ты, стыдобища! – Почему-то в сознании всплыли ходившие по заводу слухи о том, будто хозяин вывозил таких курочек в «Кур и щавель».
Сам Алмаз Алексеевич уже давно стал замечать, что его больше возбуждают одетые, чем раздетые женщины. Наверно, это старость. С одетыми у него был шанс отделаться легким флиртом, найти пути к отступлению. А здесь, в кабинете, он был приперт тремя девицами к стенке. Там он сидел на стуле, ожидая своей очереди и смущаясь, пока его не пригласили в кабинет.
Холеный, красивый, со здоровым цветом лица хозяин чувствовал себя в огромном помещении кабинета вольготно. Отполированные подлокотники крутящегося стула отражали хризопразы светодиодных ламп, спрятавшиеся в пазухах подвесного потолка, словно у Христа за пазухой.
– Здравствуйте, Алмаз Алексеевич, вы, наверное, уже догадываетесь, зачем я вас пригласил? – поздоровавшись, перешел с места в карьер хозяин приисков.
– Предполагаю, – сухо ответил Алмаз Алексеевич.
– Что же, это разумно. Вы уже знаете, что мы бы хотели перевести наше предприятие в Петербург – в свободную экономическую зону. Но с собой мы бы желали взять только проверенных, честных и трудолюбивых людей. Но тут – вот незадача! – нам из милиции одна бумага пришла о возбуждении уголовного дела. Понимаете, о чем я?
Алмаз Алексеевич молчал.
– Я думаю, вы человек честный. Тридцать пять лет уже работаете и доросли до мастера. Такие кадры нам нужны. И в то же время мы не можем оставить без внимания инцидент со скальпелями. Я вот что думаю, Алмаз Алексеевич, если вы пойдете нам навстречу и чистосердечно признаетесь, кто вас надоумил, какая у вас сеть, то мы тоже сможем пойти вам навстречу и закрыть дело.
– А можно мне кипятку сначала выпить, – попросил Алмаз Алексеевич.
– Агаточка, принеси, пожалуйста, чаю и кофе, – попросил Диамант по коммутатору. И тут же принялся вновь уговаривать Алмаза сдать всех своих подельников. И тогда он останется в обойме завода.
Через минуту, ляцкая каблуками, вбежала с расписным подносом красавица брюнетка Агата.
– А можно, я письменно все изложу? – попросил Алмаз, выслушав хозяина.
– Да пожалуйста, – протянул листы формата А4 Диамант Петрович. Принимая их, Алмаз Алексеевич сделал как бы неловкое движение, и листы разлетелись по комнате во все четыре стороны. Рефлекторно Диамант принялся их ловить и собирать. В одну секунду Алмаз Алексеевич высыпал в чашку кофе горстку микроскопических отходов производства – алмазных крошек. В книжках по истории, которыми увлекался Алмаз Алексеевич, он читал, что таким образом убивали императоров Византии и Рима, жрецов Египта и Вавилона, шахов Индии и падишахов Ирана, королей Франции и герцогов Англии. Осколки через кровь попадают в сердце и рвут даже самую эластичную мышцу. А еще могут прорвать желудок или кишку и вызвать перитонит.
– Спасибо
Диамант, чувствуя некоторую неловкость от всего происходящего, чокнулся со стариком. И большим глотком выпил всю чашку. Потому что кофе надо пить, пока тот горяч. Лучше ощущаются вкусовые качества.
Алмаз Алексеевич, чуть отпив чая, сел на стул и написал заявление об уходе. Внизу заявления он подписал: «Сожрал? Как бы кишка оказалась не тонка».
Глава 6
Сделка с совестью
1
Приспособившись к житию-бытию в тюрьме, я думал, что самое страшное уже позади. Но когда мне резко до потемнения в глазах заломили руки, я понял: самое ужасное еще впереди. Бакланы подняли меня в шесть часов и прямо в нижнем белье вытолкнули из камеры. Не дав надеть штанов, мне на голову накинули мешок. Затем, ни слова не говоря, пинками, как скот, погнали напрямик, через бурелом неизвестности.
Они подгоняли меня, потому что сам бы я никогда не осмелился идти с завязанными глазами неведомо куда. Оказывается, даже по прямому коридору не так-то просто идти, будучи слепцом. Если бы и пошел с мешком на голове, то аккуратно, бочком и на ощупь, а не полными широкими шагами, твердо ступая на пол. Да и то шагов через десять неминуемо остановился бы от страха.
– Куда меня ведут? – непроглядная тьма не давала ответа. Холодный пот прошибал насквозь, каждая капля казалась смертельной пулей или холодным дулом. Мышцы онемели. Они были так напряжены, что пот катился исключительно по прямым линиям и поворачивал только вместе с моим телом.
Куда меня так поспешно тащат? К Ширу? Но в такую рань Шир пьян в стельку.
Я знал, что в Кашеваре периодически бесследно исчезают люди. А в тюрьмах Кашевара происходят расправы над неугодными, которые после выдают за самоубийства или смерть от сердечной недостаточности.
Сейчас вздернут в карцере на двери, а потом созовут пресс-конференцию по поводу суицида…
2
Но меня, к счастью, отвели не в подвал для приведения смертного приговора и не в карцер, а в приемное отделение, где всучили в руки какие-то тряпки.
– Одевайся! – приказали мне бакланы.
– Я никуда не пойду без адвоката, и не пытайтесь, – я не видел собеседников и говорил в никуда, словно я не адекват. И потом, мне казалось, что если я оденусь в гражданское и покину тюрьму, это могут выдать за попытку бегства.
– Не пойдешь сам, тогда тебя вынесут ногами вперед! – упоминание адвоката вызвало неподдельное веселье в рядах тюремщиков. – И никакой Шир тебе не поможет!
Так мне не оставили выбора. Точнее, я сам лишил себя выбора, подумав, что благоразумнее будет переодеться. А потом под лязг засовов и замков меня уже вывели на улицу. Открытыми частями тела: носом, шеей и кистями рук – я почувствовал, что ведут меня лицом на холод. А когда меня опустили головой на что-то холодное, я решил, что вот он, мой бесславный конец. Сейчас опустят еще и на шею что-нибудь холодное. Камень или лопату, топор или секиру.
Но меня не лишили головы, а затолкали в какой-то ящик, может быть в багажник. Затем машина сорвалась с места и помчалась. Это была иномарка, потому что меня сразу начало укачивать. В машинах с жесткими подвесками я чувствую себя легче.
Куда они меня везут? В лес? Если дадут лопату в руки и заставят копать яму, то значит, точно конец.
3
Когда меня вытащили из нагретой дыханием машины на прохладу воздуха, я это почувствовал даже не носоглоткой, а затекшими запястьями, которые освободили от наручников. Затем с головы сняли мешок, и я увидел, что меня привезли и правда будто в прохладный тенистый лес, только вместо мощных пихтовых и чинаровых стволов вокруг возвышались объемные мраморные колонны.
Я сразу узнал это место, этот мертвый колонный лес. Из приемного покоя тюрьмы меня доставили в резиденцию эмира и мэра. На портике, над лестницей, распластав крылья и хищно свесив огромный клюв, нависал бронзовый орел. С каждой ступенькой казалось, что я теряю связь с землей, что эта гигантская птица, этот символ солнца, отрывает меня от земли и несет к себе в гнездо.
Поднявшись по гранитным ступеням без перил и пройдя по мраморным коридорам, я оказался в обитой шелком (под ним, должно быть, еще тик и пух) приемной эмира и мэра. Ходики на стене тикали так, словно заикались. Ожидание было невыносимо. Туда-сюда ходили несколько секретарей и руководителей пресс-службы.