Мутабор
Шрифт:
Выйдя в коридор вагона, со стаканом чая, он долго смотрел в окно. Полуразрушенные корпуса заводов, незасеянные поля. Бабенко принадлежал к последнему поколению, которое застало большую стройку. К последнему свободному поколению, которое ход времени хочет зачеркнуть, стереть, выкинуть из истории.
Открыв окно, Бабенко высунул лицо в ночь. Лягушка в стакане с водой затрепыхала, взбивая чай лапками-уголками.
Даже безжизненный пакетик барахтается, хочет выжить. А инфраструктура за окном безмолвно ожидает своего полного разрушения.
Вернувшись
Глава 5
Великая нардовая доска
1
– А ну, расступись, – лязгнул грубым языком-засовом дежурный после того, как гайдамаки ударами загнали всех заключенных в пятый угол. – Номер тринадцать – на выход.
Толпа рассеялась, и Саур Хайбула вежливо помог Омару подняться с пола. С жалостью взглянув на сокамерников, Омар переступил порог и чуть было не оказался сбитым снова, на этот раз потоком не спертого, а вольного воздуха. По крайней мере, толчок в нос и грудь был весьма увесистый.
– Куда вы меня ведете? – спросил Омар у охранника, сопровождавшего его по темному длинному коридору.
– К вам гость, – усмехнулся охранник.
«Как, неужели это сам консул? – мелькнула мысль о чудесном спасении, пока его вели через крытый рабицей внутренний дворик, а затем по лабиринту внутренних галерей. – А может, это приехала Гюляр?»
Каково же было удивление Омара, когда он в комнате для свиданий, она же комната для сновидений о воле, увидел, как всегда, ухоженного и опрятного Гураба-ходжу.
– Вы себя хорошо чувствуете? – вежливо поинтересовался министр, будто не видел синяков и кровоподтеков на лице Омара.
– За что меня посадили? – огрызнулся Омар. – Вы ведь знаете, что я ни в чем не виноват.
– Откуда же мне знать? – развел руками Гураб-ходжа. – Вам, должно быть, виднее. Хотя подождите, вот в вашем личном деле написано, что вас обвиняют в контрабанде национального достояния, в покушении на религиозные святыни: редкие книги и редкие виды фауны и флоры. В общем, целый гербарий преступлений, который очень попахивает розами, тюльпанами, апельсинами и другими цветными революциями.
– В чем меня обвиняют? – не понял Омар. – В собирании гербария?
– А еще, – продолжил Гураб-ходжа зачитывать личное дело, – в поисках клада без законного разрешения, в чернокопательстве, в некрофилии, за которое вам самое место в зиндане, впрочем, как и всем остальным его обитателям.
– В чернокопательстве?
– А чему вы так удивляетесь? Вспомните, где вас нашли? Люди видели, как вы спали на месте преступления – у могилы Буль-Буля Вали в парке. К тому же попытка спрятать в подушке ценные перья лебедя! А это уже будет посерьезнее некрофилии. Так что вам, дружок, предъявлено обвинение в браконьерстве и убийстве редких пород птиц.
– Да я просто делал себе углубление для ночлега, – оправдывался перед Гурабом-ходжой Омар по инерции, хотя понимал,
– А черные перья – зачем они вам? Может быть, для изготовления воланчиков? Ведь вы, европейцы, так любите аристократическо-ориенталистский бадминтон, а нас, азиатов, считаете зверьми, не выработавшими мало-мальски достойных правил честной игры. Потому что вслед за Киплингом и Гауфом оцениваете наш мир по канонам своей европейской культуры.
– Но я так не считаю, – сорвался с места, загремев стулом, Омар, – вы же прекрасно знаете! Мы же говорили об этом на приеме у Дивы.
– Откуда мне знать? – добродушно-лукаво улыбнулся Гураб-ходжа. – Это может доказать только объективное следствие. Ведь вы европеец, что уже бросает на вас тень подозрения.
– Я требую адвоката! – сказал Омар вошедшему на шум охраннику. – И консула!
– Ой-ой-ой. Насмешил. – Улыбки Гураба-ходжи и охранника становились все менее сдержанными. – Обвинения настолько серьезны, а улики столь неопровержимы, что вас не сможет вытащить даже посол.
2
– Впрочем, – всласть повеселившись, продолжил Гураб-ходжа, – я вас пригласил не для того, чтобы зачитать вам список уже доказанных обвинений, а чтобы договориться с вами, Леонардо Грегор Стюарт.
Здесь Гураб-ходжа сделал многозначительную паузу, чтобы посмотреть, какой эффект произвели его слова.
– Признайтесь, что вы никакой не Омар Чилим, а английский подданный Леонардо Грегор Стюарт. Бывший студент Оксфорда и полиглот. Ценнейший сотрудник экологического фонда, занимающегося якобы проблемами защиты природы. Признайтесь, наконец, что вы приехали в нашу страну не фотографировать редких птиц, а готовить здесь цветную революцию. Мы доподлинно установили ваше подлинное лицо, шпион и агент Леонардо Грегор Стюарт.
– Что за бред! – еле держал себя в руках Омар. Он помнил, что, по предсказанию, следующим этапом после тюрьмы должно было стать безумие, предвестником которого была потеря памяти, и потому старался соблюдать спокойствие. – Посмотрите на меня: ну какой из меня шпион? Я готов признать, что я приехал в страну под другой фамилией, но только после того, как вы признаете, что инспирировали обвинение в убийстве несчастного редкого животного, чтобы скомпрометировать меня как сотрудника фонда.
– Инспирировали или нет? Кому это сейчас интересно? Главное, что вы оказались у нас на крючке. Что вы, наконец, попались! Угодили в расставленные силки!
– Но если вы навели обо мне справки, вы прекрасно знаете, что я действительно прибыл для того, чтобы фотографировать редкие породы птиц и зверей в зоопарке эмира. А приехать по подложным документам в Кашевар мне пришлось, потому что иностранцев накануне выборов в стране вы бы не пустили никогда!
Омар яростно спорил с Гурабом-ходжой, чтобы побольше узнать о своем прошлом. Не бывает худа без добра. Из обвинений визиря он выяснил свое подлинное имя и место учебы.