Мутация. Начало
Шрифт:
– Это чья? – почесывая в затылке спросил я у Василия, дымящего сигаретой.
– Да хрен бы ее знал, – ответил тот, улыбаясь не без ехидства. – Кому-то понадобилось воскресить это корыто. Так что работенки тебе прибавится в ближайшие пару недель. А Петя Шпакля и вовсе чуть не упал, когда увидел всю эту ржавчину.
– Ты не скалься, уверен, там и электрику есть над чем голову поломать, – шутливо осадил я товарища.
– Это «буханка», там проводов не много, – парировал он. – Плевое дело.
Мы бросили окурки в банку с водой и разошлись по рабочим местам. А то, чего доброго, Толстуха
Работалось легко. Я всегда быстро втягиваюсь в процесс и даже забываю о перекурах. Сегодня моим пациентом был «Патруль» девяносто лохматых годов. Заказчик хотел модернизировать подвеску, но долго тянул с покупкой новых запчастей. Теперь же все рычаги, сайлент-блоки и амортизаторы приехали. К тому же, в отдельной коробке лежали запчасти для капитального ремонта двигателя и коробки передач. Так что возни ожидалось много, но такая работа мне в радость.
Перекур я устроил ближе к полудню. Выйдя под жаркие солнечные лучи, я столкнулся с мрачным Василием и нашим кузовщиком Петром по кличке Шпакля. Оба они что-то обсуждали у «буханки». Петр озадаченно чесал в затылке. Его комбинезон был покрыт слоем шаклевочной пыли, что говорило о его плотной занятости небольшим внедорожником Сузуки Джимни, пригнанным в прошлый четверг.
Я присоединился к обсуждению потрепанной жизнью машины, с сочувствием поглядывая на кузовщика. Ему предстояло неслабо так покорячиться с этим железным трупом, чтобы привести его в божеский вид. Мы курили и вяло перешучивались. Тема разговора сама собой плавно свернула в сторону гуляющих по миру мутантов.
– То есть это когда-то были обычные люди, а теперь превратились хрен знает во что? – предположил щуплый Петр, водя ладонью по ржавому боку «буханки».
– Слышали про вирус? – спросил Василий. – Это что за штука такая, что людей так коверкает? Неужели с нами такое же может быть?
– Мне кажется это какие-то американские эксперименты опять, – предположил кузовщик. – Или китайские. Вечно оттуда всякая пакость лезет.
– Если оттуда, то чего границы не закрывают? – задал резонный, в общем-то, вопрос Василий. – У нас ведь тоже эти бродят. Народ поговаривает, что их быстро отлавливают и куда-то увозят. Видать изучают. Препарируют.
– Да, народ чуть ли не в каждом дворе их видел. – подтвердил Петр, – И менты, вон, носятся, как угорелые. Значит много у нас этой заразы. Только по телевизору говорят, что опасаться нечего, случаи единичные и скоро все само пройдет.
– Ага, у нас все само проходит, – усмехнулся Василий. – Как триппер – капать перестало, значит прошло. Целая страна вот так взяла и «прошла», а мы сидим, лопухи развесив. Даже лапшу уже не снимаем. Привыкли.
– Началось, – выдохнул Петр. – Завел старую шарманку. Тебе что, живется плохо? Квартира есть, машину, вон, новую купил, жена, ребенок.
– Ну, да, жену и ребенка мне президент лично выделил, – захохотал Василий. – Спасибо ему огромное. Только машина моя в кредит на пять лет. Хорошо хоть квартира от родителей досталась. Да и то пришлось им дом в деревне покупать, чтобы разъехаться. А так, в ипотеку бы пришлось лезть на четверть века. Здорово.
Я слушал вполуха. Ничего нового от моей компашки услышать я не ожидал. Все эти россказни говорены-переговорены на сто рядов. Вступать в ненужную полемику не хотелось. У каждого своя правда.
Словно в подтверждение слов кузовщика, совсем близко завыла сирена. Василий аж вздрогнул от неожиданности.
– Ладно, побалакали, и будет, – резюмировал я. – Продолжим вечером, когда Толстуха уйдет.
И вновь прохлада бокса, грязное брюхо «Патруля» и куча матюков, которые я привычно складывал на гайки и болты, что упорно не желали выкручиваться. Но такова тяжкая доля механика. Тем более, что я тут и за моториста, посему забота о всех сношениях с движком тоже на мне. Но, повторюсь, работа мне реально нравилась. Особенно если Толстуха не подгоняла.
Отработавшие свое элементы подвески я складывал в железную тележку. Мы с мужиками собирали всякий лом и раз в две недели вывозили его в металлоприемку. Копейки, если посчитать, но общая копилка постепенно заполнялась и к концу года мы делили все нажитое на троих. Выходила новогодняя премия, которую мы платили сами себе. За что было бы не лишним поблагодарить и Толстуху, как бы парадоксально это не звучало. Она не совала нам палки в колеса и в долю не лезла. Да и не зачем ей это? Бездетная баба, живущая в свое удовольствие на солидную зарплату и более, чем внушительное наследство. Её брат Сергей, вложился в этот автосервис, а она свою долю прожигала, как хотела. Впрочем, это ее дело.
С подвеской я провозился до шести вечера. Пропустил почти все перекуры – так увлекся. Если бы не Василий, я бы и до ночи колупался.
– Ты чего, на трудовой подвиг нацелился? – поддел он меня. – Толстуха укатилась, можешь больше не стараться. Но мы скажем ей, что ты пахал, как вол. Может, мадам приголубит смазливого мазуту.
– Мадмуазель, – поправил я его, не обращая внимания на колкость. – Она – мадмуазель. Если предложит близость, я сразу соглашусь. Потом займу ее место и буду подгонять вас кожаной плеткой. Особенно тебя. Точнее, только тебя.
– Почему это только меня? – возмутился Василий.
– Потому что тебя много. – пояснил я. – Малоподвижный образ жизни ведет к увеличению объемов тела.
– Ничего себе, малоподвижный! Да я ношусь тут, как электровеник!
– А КПД близок к нулю. Иначе как объяснить, что моя вероятная невеста на тебя постоянно орет?
– Она орет, потому что я рыжий, – ответил Василий. – Другого объяснения нет.
Петр стоял в сторонке и тихонько посмеивался, слушая наш бред. Фактически рабочий день уже закончился, и мы могли собираться по домам. Петр отправился в душ, смывать шпаклевку с лица и волос, а мы с Василием курили и болтали ни о чем. Собрались было пойти переодеваться, как в ворота вкатился старый «жигуль». Весь пыльный. Полукруглые следы от дворников были единственным чистым участком на всей машине. По звуку двигателя, я сразу догадался, что именно привело водителя в сервис. Я сделал шаг навстречу, чтобы сообщить, что мы легковушками не занимаемся и вообще уже закрываемся, как со скрипом распахнулась дверца и наружу спешно выбралась женщина. Немолодая и какая-то помятая. Из-под куцей челки на меня уставились глаза безумца, в выражении которых смешались страх, усталость и что-то еще слабоуловимое.