Мутанты
Шрифт:
– А этот, кобель заокеанский? – между делом спросила Сова. – Чего он там бормотал?
– Понравилась я ему. Комплименты вроде говорил…
– Вот агрессор, а? Все время у них наступательная политика!
– Мне так нравится…
– Кто это тебе нравится? Политика или «Максим»?
– Нет, американец… Симпатичный, между прочим. Даже обаятельный…
– Я тоже заметила. – Сова протерла казенную часть и открыла приемник. – Что он делал… И как на тебя глядел!
– Как?
Сова достала из макитры свернутую в
– Да как? Известно! Одичали они там, что ли, в своих Соединенных Штатах? Муданты хреновы…
– Вроде, нормально смотрел, бабушка!
– Где там нормально? На тебя глядит, а переводчика по заднице гладит. А тот, стервец, в это время оладьи трескает.
– Не заметила…
Бабка, развернув пулемет в сторону дверей, оставила его возле отворенного люка, как возле окопа, – чтоб стрелять из укрытия, и набросила на него цветастую шаль.
– Глаз у тебя еще не навострен… А я затылком их вижу. Ей-богу, кастрировала бы, чтоб породу не портили!
Только она закончила все приготовления, как в дверь постучали. Женщины переглянулись, и на лицах вмиг вызрела мука – неужели возвращаются?
Стук повторился, и в тот час послышался голос Курова:
– Отворяйте, вы чего там? В кургыттару вас!
Сова откинула задвижку – на пороге нарисовался распаренный, веселый и помолодевший дед. Однако на него и внимания не обратили, мало того, бабка отпихнула его и выглянула на улицу:
– Где Юрко?
– Как где? – отчего-то ухмыльнулся тот. – На службу пошел!
– На какую еще службу?
– На шаманскую! У него ведь с потемками работа начинается. И до третьих петухов.
– Почто же ты его отпустил? – взвинтилась Сова. – Мы тут пластались, стол собирали. Чтоб встретить как полагается! А он отпустил!
– Насильно держать не имею права. – Куров сунул ей сверток с бельем. – Это велел тебе вернуть. За ненадобностью.
Сам взял плошку с малосольными огурцами и одним духом выпил весь рассол.
– Вы хоть попарились?
– Как же! И попарились мы вволю, и намылись… В кириккитте ее мать! Лет двадцать скинул. Так что сегодня держись, бабка! Тыала хотун!
– Ой, болтун! – заворчала та. – Вот язык-то без костей!
– Хоть немного-то похорошел Юрко? – с надеждой спросила Оксана.
– Еще бы! Молодец стал красный! Увидишь, так не насмотришься.
– Язык-то не вспомнил?
– Мы уже друг друга понимаем. Бабка развернула сверток:
– А это что?
– Он свое опять надел, – пояснил дед и потянулся за четвертью. – Ему положено в форме быть, когда камлает.
– Да ведь он же в лохмотьях! В дырявых шкурах!
– Между прочим, это священная малица, а не шкуры. – Налил рюмку. – Обладает магической защитой тела от нечисти. Там на ней специальные знаки. Броня, одним словом… А что это вы, стол накрыли и не приглашаете?
– На него же охотиться пошли! – спохватилась Сова. – Американца ведут! Все с ружьями!
– И пускай потешатся. – Куров выпил и крякнул. – С легким паром, Степан Макарыч!
Сова поняла, что опростоволосилась, не поздравила деда с легким паром – в прежние годы это было обязательной традицией, – но сейчас ей было не до того:
– Как это пускай? А поймают? Усыпят уколом и в Америку свезут?
– Его совсем не усыпят, – уверенно сказал дед. – Он же трехглазый.
– Ты вот такой спокойный сидишь! А мне до третьих петухов не спать! Покуда не вернется!
– Ты что, тоже злой дух? На промысел выйдешь?
– Ох, и бессовестный же ты! – обиделась Сова. – А ну, поставь четверть! Одну за одной наливает!
– Вы бы это… Вы бы с Оксанкой сходили в баню, – невозмутимо посоветовал он. – Там еще пару много. Тоже, может, помолодели бы… Эдак лет на сорок!
– Не смейтесь над бабушкой, Степан Макарыч! – вступилась Оксана. – Что вы ее все время подкалываете?
Сове того и надо было:
– Он всю жизнь так издевается! Для него потеха! Родного внука под пули послал! И хоть бы что!
– Долгунуну сохнут! – вдруг с отчаянием сказал Куров. – В кургыттару вас так! Тундара беспросветная! Айбасы вы, а не бабы, честное слово. Чтоб вас Арсан Дуолайя побрал.
Женщины слегка остепенились, присели с разных сторон стола, с пытливым интересом взирая на деда.
– Раз молодеть не хотите, выпьем, что ли? – озабоченно предложил дед. – За возвращение внука. Как ни говори, а праздник, столько лет ждали…
Они чокнулись рюмками без радости и точно так же выпили, словно горький йод. Сова услужливо подложила деду оливье, шмат жареной свинины с луком и щедро залила хреном со сметаной:
– Ты поешь, поешь, Степан… Однако он к пище даже не прикоснулся.
– Нам думать надо сейчас, как помочь внуку, – сказал напряженно. – Не справиться ему в одиночку со злыми духами.
– А что не помочь? – оживилась бабка. – У меня трехлинейку отняли сегодня, так я вон пулемет откопала. Скоро все приданое разбазарю.
– Не взять их из пулемета…
– Говори, чем взять? Может, мин наставить, направленного действия? У меня еще штук пятнадцать в запасе есть.
Куров выразительно на нее посмотрел и тем самым словно радио выключил:
– Юрко с юности замыслил хоть какое-нибудь большое дело сделать, – объяснил он. – Батур тыала хотун, если на шаманском… Вон сколь годов в кимберлитовой трубке алмазы ковырял, хотел ударником стать, орден получить или вовсе Героя труда. А только горб себе нажил.
– Да уж упертый, весь в тебя, – то ли укорила, то ли похвалила старуха.
– Он и в шаманскую школу пошел, – невозмутимо продолжал Куров, – чтоб со злом бороться. Когда тыала хотун, тогда все нипочем. Вон даже лоб у него треснул и третий глаз открылся…