Муза, где твои крылья?
Шрифт:
Видим мы сами! Мы — самый страшный критик, самый злющий монстр! Это себя мы стесняемся. Это от себя не можем сбежать.
Я помню разговор со знакомым художником о том, как хорошо получаются наброски с живых людей, когда занимаешься этим почти каждый день. И как теряется этот навык. Если бросить это занятие на пару лет, качество работ очень заметно падает, рисунки становятся беспомощными и неживыми. И чем дальше художник отдаляется от того, что когда-то мог, тем труднее ему снова начать. Он делает редкие попытки, потом
Да. Когда человек имеет представление о том, как выглядит хорошая работа, он, конечно, видит все слабые стороны своей первой попытки. И это трудно — видеть себя неумехой. Интересно, что этих комплексов нет у детей. Они не задумываются о том, как это стыдно и ужасно — не уметь ходить, говорить, донести ложку до рта. Им очень хочется добраться до яркой игрушки, и они ползут к ней всеми возможными способами. На каких-то этапах развития они не могут сделать решающий шаг, потому что им страшно — они недостаточно крепко стоят на ногах. Но им все равно, как это выглядит. Как только они физически смогут, они полезут куда хотели и будут перекатываться и переваливаться, как смешные котята, лишь бы дотянуться до желанного.
Почему им так легко, а нам, взрослым, так трудно? Потому что мы привыкли к тому, что мы — взрослые? Уже давно должны были всему научиться, и фаза неудач и беспомощности у нас позади? Мы часто слышим: «Ну что ты как маленький!» Нас приучают к мысли, что впадать в детство, будучи взрослым, плохо. Некоторые считают это безответственным. Многие — непозволительной роскошью. Ребенок, помимо прочего, обладает некой форой: он маленький, что с него возьмешь, ему все прощается. Создавать такие благоприятные условия для взрослого человека многим не хочется.
Тут поможет только одно — изменить отношение к ситуации. И если судить строго будет действительно еще кто-то, кроме нас самих, — разъяснять им свою позицию. (Предварительно искренне поверив в свою правоту!) Хотя внешне ситуации очень похожи — человек ведет себя «как маленький», делает кучу ошибок, переводит материалы, транжирит деньги и время, и при этом становится в позицию: «Не судите меня строго, я только учусь!» — но это не «впадание в детство» и не инфантилизм. И не постыдное состояние, прикрываемое сентиментальными оправданиями. Это фазы, которые необходимо пройти каждый раз, когда учишься новому.
Кстати, все любят говорить, что у детей фантастическая обучаемость, они со страшной скоростью впитывают информацию. Если же присмотреться, легко понять, почему они делают такие успехи. Ребенок все свободное от сна время не занимается ничем другим, кроме попыток изучить что-то новое. Все, что у него не получается, он настойчиво повторяет тысячу раз, пока не отнимут или пока не закончатся силы. Дети приседают сотни раз в попытках встать на ноги, тянут и хватают все, стараясь удержать в руках и донести до рта. Их вообще ничего не занимает, кроме цели, и они падают, поднимаются и пробуют еще — до бесконечности. Попробуйте изучать что-то с таким же рвением, и вы заметите чудесное: у вас такая же обучаемость, даже лучше. Как ни верти, а вы в лучшем положении, чем младенец. Когда взрослый человек отбрасывает сомнения и начинает изо всех сил грести к берегу своей мечты, выясняется, что он все-таки не белый лист. У него есть навыки, опыт, умение рационально решать сложные задачи, и в итоге взрослому нужно гораздо меньше повторений, чтобы научиться чему-то с нуля. Просто ощущения от процесса другие.
Чтобы научиться делать что-то новое на уровне ремесла, взрослому нужно намного меньше попыток, чем ребенку. Там, где малышу требуется тысяча повторов, взрослому нужно только сто. Проблема в том, что у ребенка бесконечное количество свободного времени и нет никаких комплексов. А взрослый человек не может найти время для двадцати повторений и еще начинает ныть и сам себе мешать уже после десятой попытки. Или после третьей. И ему так жалко себя, обидно и противно, что продолжать уже нет сил. А попробовал бы он сделать хотя бы сто попыток, отключив эмоции, — удивился бы результату!
Итак: нужно примириться с тем фактом, что сразу ничего не может получиться. Если мы чего-то не умеем, у нас нет никаких шансов зауметь это чудесным образом за одну минуту. Обучение — это стандартный путь типичных ошибок и неудач, который проходит каждый. Каждый должен набить определенное количество шишек, испортить нужную гору материалов, вынести сколько-то неудач на помойку. У разных людей количество неудачных попыток может отличаться, но некий минимум вынуждены пережить все! Но есть и хорошие новости: чем быстрее начнешь и чем чаще и больше будешь пробовать, тем быстрее неприятная фаза закончится.
Она закончится в любом случае, потому что количество всегда переходит в качество. После определенного количества попыток каждый переходит на следующий уровень, что-то становится легче, и результаты улучшаются. Есть определенные стадии мастерства, доступные практически всем проявившим достаточно терпения. И их очень много. Чудеса и непостижимые результаты начинаются очень далеко за пределами первых лет (!) обучения практически в любом деле.
А еще есть хорошая отговорка для тех, кого все же не покидает ощущение, что они снова в детском саду: говорят, что хорошим художником, композитором, поэтом, писателем (или каким-то еще «творцом») может быть только тот, кто навсегда остался в душе немного ребенком.
Еще одна драма, с которой нужно сначала смириться, чтобы вообще стала возможной работа. По этому поводу можно даже не переживать. Это неизбежная трагедия. У вас точно, непременно и обязательно получится хуже, чем у других! Что ни делай — будь то пение, рисование или скульптура, — в любом деле всегда найдется кто-то, кто лучше! Всегда! На любого художника найдется какой-нибудь Брейгель, который лучше. И не потому, что Брейгель безоговорочно лучше всех, а потому, что невозможно угодить каждому и соответствовать одновременно всем идеалам.
Возьму для примера изобразительное искусство: здесь существует множество жанров, от абстрактного искусства до гиперреализма. И даже внутри каждого из них авторы бесконечно пререкаются: у кого-то работы технически точнее исполнены, но в них меньше жизни. Другие отклоняются от канонов, жертвуя правильностью ради большей выразительности. И для каждого это — собственное решение, основанное на собственном вкусе и предпочтениях. И всегда найдется много соратников, любящих именно такое, и в сто раз больше противников, которым нравится другое. И которые считают такие неточности недопустимыми и идеалы этих художников — ничтожными.