Музейная ценность
Шрифт:
И только сделав шаг, я понял, что придется обходиться одним Саймаком. Еще долго мне не придется стучать своим мячом.
Дома было чудесно. Мама испекла к моему возвращению торт.
Она никогда сладости не покупала, потому что сама пекла и готовила лучше любого повара. Ну все это не считая овсянки.
Просто я не Шерлок Холмс. Хотя папа по утрам называет маму «наш Бэрримор». Мы поужинали. Ели дольше обычного раз в пять, потому что мамочка пытала меня по поводу ноги, а папа по поводу Ярославля.
– По-моему, - сказал отец, - ты стал агрессивнее…
– Не цепляйся к нему, у него и так нога болит!
– Нога - это еще далеко не повод, резко разговаривать с родителями. А почему это Антон ничего тебе не скал, когда уезжал?– продолжал донимать меня отец.
– Не захотел, значит. Откуда я знаю?
За столом больше сидеть не хотелось. И надо было ему про Красильникова спрашивать? Не мог без этого обойтись. Внутри меня все вскипало. Я взял книжку, открыл ее. Максвел сидел один одинешенек и не знал что ему делать. У меня такая же ситуация. Но он мог пойти к своим друзьям, а у меня их не было. Совсем.
Стало одиноко и неуютно. Саймак не помогал. Я взял СD с игрушками. Старыми. Хотелось насладиться прошлыми подвигами.
Но как я не лупил по клавишам, у меня ничего не получалось.
Ну вот совсем ничего. Это же просто невероятно! Все из рук валится.
Раздался стук в дверь. Я всегда настаивал, чтобы ко мне вначале стучали и только после моего разрешения входили. Я не успел ничего ответить, как на пороге появилась мама. Это вывело меня из себя окончательно. Ну нигде нет покоя: ни в Ярославле, ни дома. Отовсюду меня достают!
– Чего?
– Юра, расскажи мне как все получилось? Может тебя кто-то толкнул?
– Да никто меня не толкал. Я уже все рассказал. Больше говорить нечего, - мамина дотошность буквально терзала меня.
– В понедельник с утра мы пойдем к врачу. если больно идти, то можно вызвать на дом. Но поскольку папа отвезет нас в любом случае, то я считаю, что стационар нам необходимо посетить.
– Единственное, что меня волнует в этой ноге, это запрет, наложенный на тренировки. А так, пусть, хоть никогда не срастается!
– Юра, как ты можешь такое говорить? Мы же волнуемся!
– Вы за себя волнуетесь, а не за меня, - сказал я со злобой и обреченностью.
Мама чуть не плакала. Опять ее нервы. а потом пойдет и скажет отцу, что это я ее довел. Она же сама виновата.
– Ты действительно изменился! Отец был прав. Я только надеюсь, что это связано с ногой и тренировками. Иначе, я просто не узнаю тебя, сын.
Я отвернулся к стене. Это не их дело. И почему все лезут ко мне с советами? Надоело! Я достал из кармана булавку.
Теперь я всегда носил ее с собой. Как талисман на удачу. Она мне теперь очень нужна.
Утром я проснулся от телефонного звонка. Звонила Кузнецова.
Она спросила как моя нога. Это, наверное, только из вежливости. Потом поинтересовалась когда можно посмотреть видео кассету. Вот это настоящая причина ее звонка. Я пообещал, что в течении часа перекину на большую кассету, а потом пусть приходит и забирает. Но тиражировать запись строго на строго запретил.
Она появилась ровно через час со своим рыжим спаниелем. я отдал ей запись.
– Целый день дома сидишь?
– Сижу, а что?– мне было все равно что делать.
– Пойдем с Даной погуляем, - помахала она поводком.– Я тебе фотографии покажу. Сейчас забрала их по дороге.
Я был, в принципе, не против. Какая разница что делать.
Пошел в комнату, чтобы выпрыгнуть из домашних джинсов с многочисленными вентиляциями на коленях, а также выше и ниже них в более цивилизованные. А то бабульки на улице шарахаться будут. Или подумают, что меня этот саблезубый спаниель подрал.
Ксенька и Дана ждали меня на пороге. Я почему-то не счел нужным их дальше приглашать. А то еще мама чаем поить заставит. Когда я вышел, псина жевала папин тапочек, поэтому я даже не пожалел, что оказался негостеприимным.
– Пойдем?
– Пойдем! Только реши сначала где он будет нашу обувь доедать, - сказал я как раз в тот момент, когда мама вышла из зала.
Кузнецова густо залилась краской и начала стегать прожорливую собаку, попутно извиняясь перед мамой. Мама уверила ее, что ничего в этом страшного нет, пусть Ксенька еще приходит.
– Только собаку перед этим покорми, - посоветовал ей я и Кузнецова снова стала пунцовой.
Мы вышли из квартиры. Ксенька тут же набросилась на меня: и как я могу ставить ее в такое неловкое положение перед своими родителями, и как мне не стыдно, мы же одноклассники!
А я говорю: «Я-то тут причем? Это же твоя собака тапки ела!
И краснеть тоже он должна была.» Но Ксенька не успокаивалась. Сказала, что никогда не даст мне кассеты смотреть. А чего смотреть? У нее De/Vision один и еще что-то в этом роде.
Мы полугуляли-полупереругвались. Я потихоньку ковылял, а собака сновала у ног, принюхивалась к моим кроссовкам, пытаясь запутать меня и свалить. Навстречу шла Журавлева.
судя по всему она даже не хотела подходить к нам, потому что только помахала рукой и пошл дальше. Мне было обидно. Но первым я бы никогда не подошел и не позвал ее. Выручила та же Ксенька: она помахала Еве в ответ и позвала ее. Журавлева раздумывала. Ксенька достала из кармана комбинезона фото и помахала ими. Журавлева сдалась. Хотя шла к нам как будто нехотя.