Музейная ценность
Шрифт:
Худой, изможденный, как скелет он медленно шел ко мне.
Я схватил булавку и побежал прочь. Никогда не думал, что могут такие страсти присниться. Утро было серым. Занавески из светло-синих превратились в мрачно-сизые. За окном лил дождь. Голова буквально раскалывалась от боли. Хотелось не просто выпить таблетку анальгина, а проглотить аптечку целиком.
Таблеток с собой не было. Нужно идти к той сумасшедшей медсестре, которая тут же предложит панацею - клизму. Это в ее стиле - болит голова, а лечит - пятую точку. Чего делать?
Проснулся
– Ты чего ночью кричал? И не спали из-за тебя…
– Сон мерзкий снился. Можно подумать, что у тебя такого никогда не бывает, - пробурчал я.
В проеме двери появилась голова Журавлевой.
– Уже встали? Юрка, мне очень нужно с тобой поговорить.
Спустись вниз, ладно?
– Через три минуты буду, - сказал я и пошел одеваться.
– Иди-иди, может она хоть что-нибудь тебе докажет, - напутствовал меня проснувшийся Красильников.
Я бежал по лестнице и вдруг булавка кольнула меня в кармане.
Не с того, не с сего, а ведь она лежала в пенале. Тут я сам не знаю, как это произошло, подскользнулся и упал. Нога хрустнула. Я не мог подняться. Ярость буквально захлестнула меня. Если бы этот Красильников не сказал мне гадостей в след, то я не упал бы. А так, неизвестно - может я еще и ногу сломал.
Я сидел на ступенях и ждал, когда кто-нибудь пойдет вниз или наверх, чтобы мне помогли подняться. Не важно куда идти: вниз или наверх. Послышались чьи-то шаги. Спускался как на зло Антон. Говорить ему ничего не хотелось. Просто надо было, чтобы он также как я упал с лестницы. Все должны получать по заслугам.
– Чего сидишь?– спросил он проходя мимо.
– Жду, когда ты отсюда свалишься, - со злобой проговорил я.
– Никому и никогда не желай зла. Это, обычно, плохо заканчивается.
Я снова остался в одиночестве. Еще раз попытался встать - ничего не получается. Больно и обидно. А Красильников сейчас или мороженое лопает, или Еве про меня гадости говорит.
Опять шаги на лестнице. Сейчас кто-то поднимается снизу.
Ева? Она самая!
– Ты чего? Я тебя сижу жду, а тебя все нет и нет. Потом пришел Красильников и сказал, что ты сидишь на лестнице и глаза у тебя очумелые. Пойдем отсюда, мне сегодня сон плохой приснился, что ты с лестницы упал. И вообще, я же гадала на картах, там тоже одни гадости.
Я сидел ошарашенный. Такого же просто быть не может. Откуда Ева могла узнать такое? Гадания гаданиями, но кто сказал, что все они непременно должны сбываться? По-моему, как раз наоборот: реальность и предсказания никогда не совпадают.
– Ну что? Пойдем? Можно подняться в комнату и попросить Макса выйти. Он не особо вредный, просто ты последнее время к нему цепляешься… Чего сидишь?
Я тихонько попытался встать. Опять ничего не получалось.
Боль была такой сильной, что аж искры из глаз сыпались. Ева поняла, что я хочу встать, но не могу. Почему-то не хотелось ей ничего объяснять. Я сделал еще одну попытку. Еле-еле получилось встать на правую ногу. Левая же жутко болела там, где стопа. Неужели я ее сломал?
– Юра, что случилось?– Журавлева внимательно всматривалась в мое лицо, настолько, что даже глаза стали темнее.
– Не знаю точно, но скорее всего я вывихнул ногу. Не могу идти. Я поэтому к тебе и не спустился.
– Я же предупреждала тебя! А ты как всегда не верил. Все из-за этой булавки. Ты думаешь, почему антиквар у тебя ее не купил?
– Причем тут булавка? Я просто бежал по лестнице, споткнулся и упал. Вывихнул ногу. Может сломал. Я не знаю, но сейчас предпочел бы обойтись без нотаций. За последние дни я столько их наслушался, что тошно уже.
Может, мне, конечно, не стоило так на Еву напускаться, но она сама была виновата. Зачем поучать человека, когда ему и так не сладко? Неужели это так тяжело понять?
– Тебе нужна моя помощь?– обижено спросила она.
– Да, нужна, если только ты перестанешь меня поучать как Красильников. Почему все думают, что я тупой, как индюк?
– Никто так не думает. Просто тебе хотят реально помочь, а ты как ненормальный от помощи отказываешься. Я вряд ли смогу тебя одна поднять, так что подожди, пока я схожу за Синевым.
Он должен тебе помочь, ты, наверное, только с ним еще не успел поругаться…
Она побежала наверх. Я опять остался один на лестнице. Такое чувство, что я тут жить останусь.
Синев пришел не один. С ним еще были Лидия Васильевна, Макс и Кузнецова. Ксенька моментально вспомнила, что Журавлева предсказала мое падение с лестницы. Все так и ахнули, а Ева как будто обзавелась нимбом. На нее теперь смотрели как на придворного звездочета. Пашка и Макс взяли меня, что называется, под белы рученьки и поволокли наверх, в номер. Я ковылял одной ногой, вторая начинала опухать и нестерпимо болела.
У все этой гадости, которая со мной произошла, была все-таки одна положительная сторона: все забыли о моем ночном походе и никто больше не ругался на меня. Это было приятно. Ольга и Ксенька даже мороженое мне принесли из кафетерия. Пашка сказал, что не пойдет с классом, а останется со мной. Ева придерживалась того же мнения. К тому же она хотела заставить меня избавиться от этой булавки. Поэтому позволить себе прогулку, сейчас для Журавлевой было недопустимо.
– Теперь, Гислер, я в относительном спокойствии за тебя.
Сейчас придет врач, разберется, что с твоей ногой, наложит гипс и ты уже никуда не денешься до самого возвращения в Псков, - Лидия Васильевна, казалось, успокаивала не только меня, но и себя.
В дверь постучали и я с ужасом увидел, что в комнату входит та самая «гестапо» для которой мы не пожалели пургена. Белые крашенные волосы тыбором стояли у нее на голове, глаза, как на маскараде были широко обведены, наверное, фломастером. Я в этом плохо понимаю, надо у Кирсановой спросить.
– Здравствуйте, - проговорила «гестапо» ни к кому, в принципе не обращаясь, словно здоровалась сама с собой, - как твой желудок?