Музейный артефакт

Август 1961 г.

Ленинград

В Эрмитаж всегда стоит очередь. И ладно толпились бы здесь знатоки истории и культуры, профессора и доценты, студенты художественных училищ и прочие тонкие ценители мирового искусства… Нет, толчется тут самый разношерстный люд – возбужденные провинциалы из ждущих на площади автобусов, школьные экскурсии по обязательному плану эстетического воспитания, командированные, желающие обязательно отметиться в знаменитом музее, и прочая случайная публика,

Молодой человек лет двадцати трех, в широких китайских штанах, клетчатой шведке и темных очках в пластмассовой оправе проходит мимо растянувшейся на квартал плотной человеческой цепочки с чувством явного превосходства: ему не надо стоять в очереди, он не какой-нибудь дилетант, изнывающий от любопытства или отрабатывающий обязательный номер. Он здесь работает. Иван Трофимов, несмотря на свою молодость, круглое простоватое лицо и ровные соломенные волосы, которые не поддаются расческе – выпускник историко-архивного института и уже три недели младший научный сотрудник Государственного Эрмитажа, включающего более трех миллионов единиц хранения!

Пройдя через служебный вход, он оказался в прохладном мире мрамора, кованого железа, огромных светлых окон, резных колонн, высоченных расписанных потолков, а главное – ценнейших и редчайших экспонатов: первобытных фигурок и предметов быта, знаменитых картин, тонко выполненных скульптур, черепов давно вымерших животных, коллекций монет канувших в Лету эпох. Здесь витают запахи древней краски и вековых холстов, костей динозавров и других атрибутов седой старины. Впрочем, Иван работает среди железа: доспехи и копья, щиты и мечи, кинжалы и кольчуги… Рыцарский зал – эпоха Средневековья. Здесь пахнет сталью, звоном оружия, пролитой кровью, торжеством победителей и предсмертным ужасом побежденных. Но, кроме Ивана, никто этих запахов не чувствует. Он это знает, а потому никому о своих ощущениях не рассказывает.

Молодой специалист с рвением принялся за работу и сразу привлек к себе внимание. Уже на третий день он подошел к заведующей отделом и прямо в лоб сказал:

– Извините, Наталья Ивановна, тут у вас ошибка… На третьем стенде стилеты названы кинжалами. И лежат они вперемешку…

Кандидат исторических наук Силуянова, которую сотрудники за глаза звали Железная Ната, покрылась красными пятнами и чуть не лишилась дара речи.

– Какая же здесь ошибка, Ваня? Стилет и есть разновидность кинжала!

Но вчерашний студент упрямо стоял на своем.

– Нет, Наталья Ивановна! Стилет и кинжал есть разновидности короткоклинкового холодного оружия. Но кинжал – колюще-режущее, двухлезвийное [1] , обоюдоострое, а стилет – колющее, как правило, безлезвийное… Они должны выставляться в разных витринах!

Многие коллеги стали очевидцами этой дискуссии, а старший научный сотрудник Киндяев, который специализировался на «белом» оружии [2] , подтверждающе кивнул головой.

– Если глубоко анализировать классификацию оружия, то так и есть. Встречаются и двухлезвийные стилеты, но очень узкие, зарезать ими все равно трудно, а заколоть – легко!

Он тоже был кандидатом и по стажу работы вполне мог претендовать на должность заведующего отделом, отношение к нему со стороны Силуяновой было настороженным. И все происходящее она могла расценить как заговор.

Поэтому он тут же добавил:

– Но вряд ли столь глубокие нюансы узкой отрасли оружиеведения представляют интерес для посетителей широкопрофильного Эрмитажа. У нас же не специализированный военный или оружейный музей…

Это был явный реверанс в сторону начальницы: может быть так, а может и этак, то ей решать – прав новичок, или не прав.

Но Наталья Ивановна быстро поняла общий настрой, и на ходу перестроилась.

– Николай Петрович, у нас культурно-историческое учреждение мирового уровня, поэтому мы не можем довольствоваться приблизительными оценками. Наш посетитель должен получать самые точные знания. Очень хорошо, что молодой специалист Трофимов так глубоко разбирается в предмете и выявил наши недостатки. Ему я и поручаю навести порядок с экспонатами. Порядок есть порядок.

Все переглянулись. Железная Ната блестяще вышла из сложной ситуации. Во-первых, показала свою объективность и справедливость. Во-вторых, изящно столкнула лбами новичка и возможного конкурента, воплощая старинный, хорошо известный историкам, но безотказно действующий и в современности принцип: «Разделяй и властвуй». В-третьих, нагрузила Ивана сложной работой, на которой он мог заработать штрафные баллы. А в-четвертых – вообще неизвестно, чем для молодого выскочки закончится эта эскапада!

Как бы то ни было, сейчас Иван готовил специализированную экспозицию. Они с Киндяевым сидели в подвале, тот паспортизировал сабли, шпаги, палаши по клеймам и одному ему ведомым признакам, а Трофимов занимался стилетами. В подвале было сыровато, зато прохладно, но не хватало воздуха и общения: кроме их двоих и кота Василия, тут никого не было – как в тюрьме. Но Иван не обращал на это внимания: он с головой погрузился в мир стилетов.

Узкие, длинные, похожие на портновские иглы, клинки… Треугольные или четырехгранные в сечении, иногда круглые, – они не сшивают шелк, бархат или холстину, они работают с тканью человеческих судеб, прокалывая мягкие, наполненные жизнью сосуды и выпуская бесценную эманацию в непроницаемо-темные воды Стикса [3] . Чтобы добраться до легко уязвимой человеческой оболочки, они могут проскользнуть сквозь кольца кольчуги, о которую сломается широкий кавказский кинжал, найти щель в рыцарской броне, перед которой бессильны острые мечи и быстрые стрелы… Но хрупкие иглы смерти не звенят в бою, они не приспособлены для сражений – эти изящные вещицы созданы для другого: для тайных убийств, столь же коварных, сколь и изощренных.

Итальянский трехгранный клинок с витой ручкой из слоновой кости, оплетенной золотой проволочкой, скользящей к резному перекрестью, напоминает своей затейливостью знаменитые сицилийские канноли – тонкие трубочки из жареного теста, начиненные кремом, цукатами, кусочками горького шоколада, корицей и… цианистым калием. Его испанский и английский собратья более прямолинейны, они похожи на католический крест с узким, сходящим в игольной остроты точку основанием. Взявшись за клинок, лукавый вассал может на перекрестье поклясться в верности сюзерену, а перехватив за довольно простую рукоять, эту самую клятву перечеркнуть, если, конечно, нет возможности ночью налить в ухо спящему господину сильнодействующий яд. Круглые клинки и узкие, расписанные узорами, круглые рукоятки любят японцы – их легко спрятать в шве кимоно или в высокой прическе обнаженной гейши, которая, раскрывая свои нефритовые врата, трогает нефрит коварной заколки, чтобы в самый неподходящий момент оборвать наслаждение могущественного партнера коротким уколом в сердце…