Муж беспорочный
Шрифт:
— Изяславич, так где будем хлеб покупать?
— Где-где! В… Ростове! — неожиданно для самого себя брякнул Ростислав.
— Забодай меня комар! И то верно.
Ростов, конечно, потерпел поражение, Ростову предстояло выплатить союзникам-победителям немалый откуп, причем серебром, а не простым обилием, но хлебные запасы Ростова были целы. И, вероятно, ростовские купцы не замедлят повезти жито на Белозерье, причем по завышенным ценам, а чтобы избежать последнего, придется брать торговлю в свои руки.
— Часть откупа возьмем зерном? — немедленно внес предложение Некрас.
— Да нет. Слишком большая получается часть, нельзя нам сейчас оказываться от такого количества серебра. Но мы можем взять часть мехами, если Ростовчанин обеспечит белозерским гостям возможность покупать хлеб по низкой цене.
— Ну ты, княже, жук! — проговорил Некрас с величайшим уважением. — Прямо-таки жучище.
Комбинация складывалась преизящная. Белозерцы получают хлеб. Ни белозерская казна, ни белозерские купцы не несут убытков. Ростовский князь должен быть довольнехонек — ведь издать такой указ легче, чем собирать по всей земле серебро. Единственные, кто может остаться внакладе — это ростовские зерноторговцы. Ну да и пес с ними!
Приятно выйти на улицу в ясный и студеный зимний день, когда солнышко весело глядит с ярко-голубого неба, снежок искрится и поскрипывает под сапогами, морозец шаловливо норовит подлезть под бобровую шубу, но только бодрит и румянит щеки. Любо в такой день заломить шапку, гикнуть: «Э-ге-гей, залетные!» — и пошли, помчались борзые кони, встряхивая гривами, полетели расписные санки, только ветер в лицо, только снег во все стороны брызгами. Эх, любота! А еще приятнее вернуться домой, где жарко натоплена печка, свежевыскобленные желтые половицы пахнут деревом, и уже ждут тебя дымящиеся наваристые щи, и теплый душистый хлеб, и румяные блины со снетками, и кубок-другой горячего меда.
Ростислав влетел в терем, раскрасневшийся и веселый с мороза, на ходу стягивая большие дубленые рукавицы.
— Княже! — поднялся с лавки, видимо, уже давно сожидавший Некрас. — К тебе посетители.
— Кто?
— Воевода Ратибор с дочерью.
— У Ратибора есть дочь? — не поверил своим ушам Ростислав.
— Есть, и премиленькая!
— Но откуда?
— Княже, ну что ты как маленький! Неужто не знаешь, откуда дочери берутся? Оттуда же, откуда и сыновья!
— Да нет, я это… в смысле… когда?
— Княже, следует четче ставить вопросы, — продолжал издеваться верный слуга. — Если ты хочешь узнать, когда она появилась на свет — то лет примерно девятнадцать назад. А если когда появилась у Ратибора — то сегодня, можно сказать, только что, прямо на моих глазах.
И, поскольку Ростислав стоял, не зная, что сказать, стремянный распахнул дверь и торжественно провозгласил:
— Ратибор Нежданович и Богдана Ратиборовна из рода Еленевых!
Премиленькая… Чуть смущенная. В богато расшитой, еленевских — червлень с желтым — цветов поневе и уютной заячьей душегреечке. На шее тонкая золотая цепочка с тремя янтарными подвесками.
Князь так и стоял, не веря теперь еще и глазам.
— Ох, матушки-Рожаницы, ну чего тут непонятного? Ратибор удочерил нашу Данюху. Сегодня. Все по обряду, как полагается. А я тому был видок. Собственноглазно. Так что она теперь боярышня Еленева. Доброму роду нет переводу. Эй, княже, ты чего, раскаменей обратно!
Легко сказать! Так сразу и не переваришь.
— Изяслави-и-ч, ау! Ну и чего ты стоишь, как полный болван?
— Стремянный! Ты забываешься! — возмутился Ростислав.
Некрас вытянулся в струнку и гаркнул:
— Виноват, исправлюсь! Как худой болван.
Ну и что с ним, таким, делать? Окоротишь — обидится, неделю будет ходить надувшись, словно дитё, лишенное законного пряника. Ростислав только махнул на него рукой и, повернувшись к воеводе, поклонился в пояс:
— Батюшка Ратибор Нежданович, дозволь сватов засылать!
Так исполнилась мечта Некраса Кузнецова. На следующий день заранее предупрежденная Богдана затворилась в дальней горнице, чтобы, как требует обычай, не слышать, о чем будут говорить сваты. В сени резвым колобком вкатился Некрас, в высокой куньей шапке и крытой алым сукном и шитой золотом шубе, ради такого случая вытребованной из казны. Из мохнатого воротника торчала рыжая борода, довершая цветосочетание, нестерпимое глазу, точно лесной пожар. Не успела сваха Милана, как должно, положить к печке рукавицы, а ослепительный сват уже затараторил:
— Шли мы по тропинке, видали лису с серебряной спинкой, лиса бежала-бежала, во двор забежала, во дворе собаки, не дошло бы до драки… — и так далее, пока не дошел до главного. — … А звать того молодца Ростислав, сын Изяслава, из рода он Беровых, а званием князь Белозерский.
Батюшке-то невесты все было заранее известно, а вот его старуху-ключницу, при том присутствующую, никто предупредить не удосужился. И добрая старушка, услышав такое известие, воскликнула: «Батюшки-светы!», — схватилась за сердце и начала было падать в обморок, но передумала, закричала что было мочи: «Мы согласны!» — и со всех ног помчалась звать невесту, охая и причитая по дороге. Та вышла, расправляя на ходу складки червлено-желтой поневы. На полу уже был разложен кольцом узорчатый пояс, символизирующий вечное возрождение жизни. Не отнекиваясь попусту, Богдана заявила: «Хочу — вскочу», — и переступила круг. Скакать, конечно, было бы уже тяжеловато.
Свадьбу отпраздновали пышно, как и подобает. Невеста, несмотря на выпирающий животик, была прелестна, как утренняя заря, и алое платье с жемчугами, в котором она вышла к пиршественному столу, оказалось ей очень к лицу. Жених в светло-голубом охабне, шитом серебром, тоже выглядел неплохо. Единственное, о чем можно было пожалеть — что пела на этом празднике не Богдана.
На стенах расцвели яркие факелы, девушки-подружки завели песню вечернюю, а веселее всех заливалась звонким жаворонком Забавушка:
Не алая ленточка к стенке льнет, Славушка Данушку к сердцу жмет: — Скажикося, Данушка, кто мил во дому? — Мил мне милешенек батюшка в дому. — Это-то, Данушка, неправда твоя, Это, Ратиборна, не истинная! Скажикося, Данушка, кто мил во дому? — Мила мне милешенька матушка в дому. — Это-то, Данушка, неправда твоя, Это, Ратиборна, не истинная! Не алая ленточка к стенке льнет, Славушка Данушку к сердцу жмет: — Скажикося, Данушка, кто мил во дому? — Мил мне милешенек Славушка в дому! — Это-то, Данушка, правда твоя, Это-то, Данушка, истинная! [140]140
Свадебная песня из книги Б. и Ю. Соколовых «Сказки и песни Белозерского края», 1915 г.