Шрифт:
Павел, как обычно, встал рано, в половине седьмого. Аккуратно, чтобы не разбудить жену, перебрался в своё инвалидное кресло, сгрудил на коленях одежду и укатил в ванную. Весь этот ритуал он повторял уже седьмой год, с самого первого дня, когда они поженились и въехали в новенькую двухкомнатную квартиру в пятиэтажке недалеко от Сокольников. Городской спортивный комитет по старой памяти о былых Пашкиных заслугах подсуетился и выбил для него льготную ипотеку, оплатив к тому же и первоначальный взнос. Для Павла это стало сюрпризом. Для городского комитета – способом отчитаться перед начальством, лишний раз доказав небесполезность своего существования и по назначению потратив остатки бюджетных средств перед отчётным периодом. Пришлось, правда, Павлу засветиться пару раз на местном
Павел побрился, почистил зубы, оделся и проследовал на кухню, чтобы успеть приготовить завтрак. В половине восьмого прозвенит будильник, проснётся жена и начнётся новый день его хоть и однообразной, но вполне себе уютной и почти ничем не отличающейся от других жизни.
Завтрак был примитивен: луковая пережарка, рваный сырный лаваш и три яйца перемешивались – и получалось что-то вроде омлета. Маша его обожала, потому что обычный омлет организм её не принимал, что-то не так было с усвоением лактозы. И Павел был рад, что может порадовать супругу таким бесхитростным блюдом. Сам он в еде был неприхотлив. Пока жена была на работе, он готовил для себя простецкий обед, чаще всего состоящий либо из пельменей, либо из ухи со скумбрией или с консервированными бычками в томате. Такое для Маши было уже не комильфо, и потому она предпочитала обедать в кафе, которое располагалось на первом этаже в том же самом здании, что и туристическое агентство, где она работала. Ужин она готовила дома сама. И это всегда была гастрономическая сказка для Павла. Готовить Маша умела. Правда, в последнее время делала это всё реже, сначала через день, а потом и вовсе раз в три-четыре дня. Павел и к этому легко привык. Неприхотливость его выходила далеко за рамки кулинарии. Маша не интересовалась, голоден он или нет, а он не спрашивал, почему её вечернее колдовство у плиты стало таким редким. Он и себе старался не задавать лишних вопросов. Если жизнь меняется хоть в чём-то, пусть даже в таких мелочах, значит они не ходят по кругу, а двигаются куда-то вперёд.
Павел услышал, как прозвенел в спальне будильник. Минут через десять вошла Маша, слегка помятая после сна, но от этого не менее милая. Такой мог видеть её только он, будто бы обладал тайной, никому, кроме него, недоступной. Маша поцеловала его в губы и проворковала:
– Привет.
– Привет, – ответил ей Павел, раскладывая по тарелкам завтрак.
– Снега навалило. – Маша раздвинула на окне шторы.
Поток холодного воздуха ощутимо обдал Павла, так что по спине побежали мурашки.
– Какая мерзость, – добавила Маша. – Брр, – и передёрнула плечами.
– Середина ноября, – заметил Павел и поставил на газ чайник. – Ничего удивительного. Хотя, конечно, как всегда, неожиданно.
– А знаешь, – задумчиво произнесла Маша, – в Египте сейчас плюс сорок. Можешь себе представить?
– Могу. И думаю, что плюс сорок – это не лучше снега. Забыла, как маялась в июле от духоты? А и было-то всего плюс тридцать три.
– Нет уж. Лучше пусть будет жара. И ты не сравнивай Египет и Москву. Там влажность, а у нас воздух сухой, оттого и кажется ещё жарче. Ненавижу зиму. Надо было переезжать в Краснодар.
– А там не бывает зимы?
– Бывает. Но не как у нас. Ветрено в январе, ну, и слякоть, конечно. Куда без неё. И снег выпадает. Но всё равно – осень тёплая, а весна
– Что-то ты сегодня с утра разошлась не на шутку, – улыбнувшись, сказал Павел и выключил засвистевший чайник. – Я давно тебе говорю, взяла бы путёвку да поехала отдыхать.
– Ой, Пашка, – простонала жена. – Не дави на больное. Тебя же ведь не затащишь. А одна я, сам знаешь, трусиха. Не могу. Я как врач, который лечит больных, а сам боится уколов. Втюхиваю путёвки молодым парам – и скрежещу зубами от зависти. Везёт же людям. Тут одна парочка, завсегдатаи в нашем агентстве, по четыре раза в году катаются к морю. Откуда только у людей столько денег и свободного времени?
– Может, – предположил Павел, – сдают квартиру, которая досталась в наследство от покойной бабушки где-нибудь в центре. А если таких квартир две, то можно и по полгода жить в Черногории и нигде не работать.
– Не получится, – доедая Пашкин омлет, со знанием дела произнесла Маша. – В Черногории жизнь не дешёвая. На шестьдесят тысяч в месяц вдвоём особо не потусишь. Да чего считать чужие деньги? Раз могут люди, то и молодцы. Поехали вдвоём, Паш, а?
– Маша, ну не начинай опять. Какой там тебе со мной будет отдых? Одни заботы. Не понимаю, почему ты так боишься поехать одна.
– А ты не боишься?
– Так ездят же люди – и ничего. Тебе не шестнадцать лет.
– Ездят, Пашуль, а потом, знаешь, бывает, что возвращаются не одни.
– Ну ты же у меня не такая.
– Сегодня не такая, а там, глядишь, и голову от морского воздуха потеряю.
– Там вот, значит, чего ты боишься?
– Да шучу я, дурачок. Шучу. Ну на кого я тут оставлю тебя?
– Я уже большой мальчик. Справлюсь. На две недели продуктов хватит. А задницу себе подтереть, слава богу, ещё в состоянии.
– Фу, Пашка. Ну не за столом же.
– Прости, – засмеялся Павел.
– Ладно, – закончив завтрак и поставив посуду в раковину, заключила супруга. – Пора мне собираться. Сегодня день будет тяжёлый.
– Слушай, – продолжая думать о затронутой теме, сказал Павел, – а ты подругу какую-нибудь с собой прихвати. С подругой-то будет не так страшно.
– Ага, – усмехнулась Маша. – Все подруги мои с мужьями, кто ж их со мной отпустит. С чего бы вдруг? А другие все нищеброды, даже загранпаспорт не у всех есть. Нет, Паша, это не вариант.
– И всё же ты подумай. Кто-нибудь да найдётся.
Через полчаса жена закрыла за собой дверь. Павел помыл тарелки, выкурил сигарету и проехал в маленькую комнату к компьютеру. Это было что-то вроде его рабочего кабинета.
Пенсии по инвалидности, даже учитывая довольно приличную зарплату супруги, не хватало, чтобы оплачивать ипотеку. Вячеслав Константинович, бывший его тренер по плаванию, ещё пять лет назад уговаривал Павла открыть секцию для таких же инвалидов, как он, выбил даже для этого кое-какой бюджет. Но потом на более высоком уровне это дело забуксовало, а вскоре и у Константиныча случился инфаркт, после которого он пожил всего неделю и тихо ушёл из жизни, даже не успев попрощаться. Да Павлу особо и не хотелось снова идти в бассейн, бередить душу воспоминаниями о годах своей удалой молодости. Но деньги зарабатывать как-то было необходимо. В обществе инвалидов предложили ему собирать патроны для лампочек. Проработал он там месяцев пять, пока сосед из тридцать седьмой не продал свою квартиру и не переехал жить в Петербург. С третьего этажа, где располагалась квартира Павла, он ещё мог задом потихонечку съехать вниз на своей японской коляске, но обратно подняться ему помогал этот уехавший сосед, Толик. Хороший мужик. Они возвращались со своих смен примерно в одно время, так что тому не составляло труда помочь Павлу. Жили они в обычной хрущёвке, хоть и новой, в которой лифта, разумеется, по проекту не предполагалось. Пришлось оставить работу и придумывать что-нибудь такое, для чего можно было бы не покидать пределы квартиры.