Муж объелся груш
Шрифт:
– Дочь, ты должна порвать с ним, – опустив глаза, заявила мама. – Я ничего не говорю про Дениса, но с ним, с тем мужиком, ты должна порвать.
– Ты НЕ должна говорить мне, что делать, – вздохнула я. Объяснять было бесполезно. Я оставалась для мамы девочкой, над которой требуется разумное руководство и некоторая твердость. Девочкой, которую надо встречать из школы, которую надо обкладывать ватой и ограждать ото всего. И уж конечно, от того мужика.
– Дочь!
– Мам, пойдем пить чай, – кивнула я. – Пойдем, а то Ядвига там закипит без нас. Кстати, как ты ее уломала? Она упиралась?
– Она сама позвонила.
– Не может быть. Ладно, это уже не
– Ядвига Яковлевна? Добрый вечер.
– Машенька, как ты? – вежливо и отрепетированно улыбнулась она.
– Я – очень хорошо. А вы как? Как Денис? Работает?
– Сейчас у него временные трудности, но уже почти все наладилось. Кажется, ему предложили наконец хорошее место, – важно кивнула она, из чего я заключила, что Денис так и продолжает скакать с работы на работу. От этих мыслей стало тревожно, вспомнился наш с ним последний разговор, вспомнилась наша с ним жизнь. Бр-р-р, только не это.
– Что ж, отлично. А к нам что вас привело? – еще ласковей спросила я.
– Маша!
– Мама, что такого? Можно же у человека спросить, что его к нам привело?
– Я хотела передать, что Денис сожалеет о том, что вы с ним так расстались. То есть я имею в виду Сонечку. У него был трудный период, так что если можно, он бы хотел видеть Соню.
– Зачем? – с трудом сдерживаясь, спросила я.
– Ну, он же скучает.
– Не знаю, что и сказать. Только вот понимаете, у меня тут многое поменялось. Дело в том, что я очень занята и никак не могу тратить время на организацию этих свиданий, – деловито пояснила я. – Так-то я не против, но пока не могу предложить конкретного времени. Позвоните на недельке. Или в следующем месяце.
– Может быть, вы приедете к нам на выходные? – предложила Ядвига.
– Нет, тут никак не смогу. Я переезжаю, – добавила я как ни в чем не бывало.
Взгляд матери и Нинэль я проигнорировала.
– Переезжаешь? – переспросила огорошенная свекровь.
– Да, переезжаю. Тут мне тесновато, я занимаю комнату Вениамина, это не очень удобно. И в целом нам с Соней будет комфортнее жить отдельно.
– Что ты мелешь! – наконец перестала сдерживаться мама.
– Пусть уезжает. Ей же хуже. Ты куда, к нему собралась? Так ты ему и нужна! – ядовито бросила сестрица. Я выдохнула, досчитала до десяти и сказала:
– А вот это не твое дело.
– Я не позволю! – Мама встала и расставила руки во всю ширь дверного проема.
– Мам, это не обсуждается. Я переезжаю, не к нему, а просто переезжаю. Так будет лучше для всех, я уверена. Мы снимем квартиру и будем где-то неподалеку. Станем ходить друг к другу в гости, на праздники. Я буду звонить, ты тоже. Я стану приходить, когда тебе будет нужна помощь. Это будут нормальные отношения, не думаешь?
– Нет.
– Да. Это будет хорошо, – кивнула я, прикинув все окончательно.
– Ни за что, – нахмурилась мама.
Я так и увидела, как сейчас в мою сторону поворачиваются все ее корабли и палят по мне изо всех пушек. Бах – и от меня останутся только щепки.
– Мама, у меня просто нет другого выхода. И ты сейчас на секундочку остановись, прежде чем снова станешь кричать на меня и бросаться всякими плохими словами. Остановись, не делай этого, не стоит поступать так, об этом
Глава 2
Кто бы мог подумать
Я мало что знала о жизни Федора. Меньше, чем хотелось знать, но, кажется, больше, чем он сам был готов поделиться. Многие мелочи говорили о нем то, о чем он не мог или не хотел рассказать. Он не являлся аккуратистом, в его доме все постоянно было перевернуто вверх дном, посуда никогда не мылась целиком, он просто вынимал из посудной кучи ту пару тарелок, которая требовалась именно сейчас, и споласкивал ее. Остальному же предоставлялось ждать своего часа. Однако на работу он всегда являлся в прекрасном отглаженном и подогнанном костюме. Что это – чудо? Я сама видела, как он бросал на пол рубашку и даже не интересовался ее дальнейшей судьбой. Может быть, он каждый раз покупает на работу новый костюм? Вряд ли. Ответ был прост и скрывался в шкафу, где под полиэтиленовыми пакетами теснились на гардеробной палке тучи тонких металлических вешалок, какие обычно дают в химчистках. А еще он никогда не готовил, в его холодильнике мышь повесилась, но при этом Федор не был худым или голодным. Он питался в ресторанах, все эти бесконечные бизнес-ланчи, предложения дня, завтраки в кафе. И, кажется, ему нравилась такая жизнь. Когда я попадала к нему домой, он не давал мне ничего сделать: ни вымыть посуду, ни подмести пол, ни приготовить чего-то.
– Ты хочешь есть? Давай закажем пиццу, – предлагал он. – Или хочешь, потом сходим куда-нибудь.
– Потом? – с выражением переспрашивала я, хитро подмигивая.
За словом «потом» скрывалось все то, ради чего я готова была бежать за ним на край света, а не только на последний этаж этого дома. Когда я оказывалась в его руках, мое тело становилось другим. Он совершал чудо несколькими прикосновениями, он властвовал над моей душой, заставляя кричать, стонать и признаваться в любви, даже не осознавая этого. Иногда мне казалось, что наши тела созданы специально для того, чтобы идеально подходить друг к другу. Но это только тела, а в остальном… Федор был замкнут. Иногда он совсем не хотел ни о чем говорить, а на все мои вопросы злился и просил не устраивать тут застенков гестапо, все равно он не откроет военную тайну.
– Почему? Ведь ты спрашиваешь – я отвечаю, почему бы и тебе не ответить? – раздосадованно кусала губы я.
– Я могу не спрашивать, – обижался он.
– Ладно, если ты так сильно против, я могу и помолчать, – отворачивалась я.
Все-таки, когда ты с человеком столько времени вместе (пусть это и не самый большой срок, зато самое сумасбродное чувство в моей жизни), хочется знать о нем все. Если не все, то хоть что-то. Я знала, что он был женат, и даже знала на ком. Наткнулась случайно в той, пустой комнате на фотографии в альбоме. Он лежал прямо поверх одной из коробок, черный кожаный альбомчик для малоформатных фотографий 9 на 13. Я не удержалась, открыла. Конечно же, открыла. Федор ушел вниз за вином для меня, я стояла и смотрела на закат, в его рубашке на голое тело. И тут мне попался этот альбом. Там стояла и смеялась она, в белом платье, которое очень ей шло. Наверное, оно было дорогим, сшитым на заказ, но в любом случае на такой высокой, стройной и красивой женщине смотрелось бы любое платье, хоть купленное на вьетнамском рынке. На другой фотографии они целовались. Федор был моложе и носил усы. Он неловко обнимал ее, смущаясь всех этих гостей, но целовал ее страстно, закрыв глаза.