Мужание Волчонка
Шрифт:
Мила поморщилась от упоминания ненавистного отца и вопросительно посмотрела на Алексея. Тот несколько мгновений помедлил, утвердительно наклонил голову. Девушка обиженно надула губы. «Ну и пусть! Потом все равно выпытаю все у Леши!»
Дождавшись, когда за девушкой захлопнется дверь, сбшник несколько мгновений благожелательно смотрел на Алексея, потом перевернул папку лицевой стороной и пододвинул к парню.
– Алексей Рустемович, я буду обращаться к вам по имени, вы не против? Возраст, знаете ли, дает определенные привилегии, – парень кивнул, –
Алексей опустил взгляд и, несколько мгновений настороженно разглядывал папку, от которой так и веяло тайнами и секретами. На лицевом листе был только номер: 636/нк/н. В который раз за последние дни, мелькнула мысль, что слишком много вокруг него в последнее время тайн, пора находить разгадки. Посмотрел на профессионально-внимательно рассматривающего сбшника и молча смерил его взглядом; волнение его возрастало, и сердце билось все сильнее.
– Что это? – сказал раздельно и твердо. Папка так и осталась неоткрытой.
– Личное дело вашей матери. Майора Даниловой, – сбшник с виноватой улыбкой развел руками.
У Алексея жалко дрогнули губы, нервное лицо побагровело. Все он ожидал, но такое… никак. Его мать – самый любимый человек, русская шпионка? Мать предательница? Этого не может быть! Сбшник врет, врет! И в тоже время он понимал, что русским нет смысла обманывать. Он и так в их руках. Так мучительно больно было только на похоронах нежно любимой матери. Почему-то этот эпизод он, еще совсем кроха, запомнил на всю жизнь.
Руки дрогнули, отдергиваясь от папки, словно там не документы, а ядовитая гадюка, несколько мгновений смотрел в лицо не опускающего изучающий взгляд сбшника. Заговорил глухо:
– Это неправда. Этого не может быть! – резко оборвал фразу и нервно дернул рукой по прозрачной столешнице.
– Я понимаю вас, Алексей, – в голосе прозвучали неожиданно мягкие, увещевающие нотки, – но, – он развел руками, – я был куратором вашей матери.
Алексей поднял горевший болью взгляд на сбшника. Голова склонилась, словно из него вытащили стальной стержень, позволявший ему жить несмотря ни на что. Молчание затягивалось, слышен был только легкий гул ветра из воздуховода под потолком.
– Вы, наверное, спрашивали себя, почему вас не выдали Мурадин-бею? Ответ прост – наша служба чувствует моральную ответственность перед сыном нашего погибшего офицера. Мы своих не бросаем.
Немного поколебавшись, Алексей осторожно придвинул к себе папку, с тихим шелестом она открылась. На первом листе фотография матери. Молодая, совсем девчонка, в военной форме, улыбается. «Майор Данилова Наталья Семеновна» – гласила надпись ниже. Руки торопливо листали страницы. Детство, школа, учеба на военном факультете университета «Нового Валдая», перевод в разведку и закрытая спецшкола. Первое задание: внедрение на «Новый Кавказ».
– Значит она не любила отца, все ложь и притворство? – глухо произнес Алексей, чуть ссутулившись, он не поднимал взгляд от покрытых ровными строчками слов листов.
– Жизнь, знаете ли… протянул
Алексей поднял напряженный взгляд на невозмутимое лицо собеседника, кивнул. Тот привычно зажег сигарету, помолчал, неторопливо затягиваясь и стараясь, чтобы не обломился длинный столбик пепла.
Он добился своего, Алексей успел немного собраться с мыслями.
– Поначалу, это, конечно, было задание, на которое ваша мать пошла добровольно, – сбшник стряхнул сигарету в пепельницу, – Потом, особенно когда родились вы, их отношения изменились, ваш отец стал не только единомышленником, но и соратником Натальи Семеновны.
Он говорил негромко, веско – и от этого басистого, убедительного голоса мутный осадок в душе, Алексей чувствовал, стал словно бы истаивать, пропадать. Родители, оказывается, были заодно. И главное, мать не предавала отца!
– Кто убил мать? Только не говорите, что не знаете! Вы не могли не провести расследование гибели, – взгляд стал жестким, словно прицеливающимся, немного помедлил, потом решительно закончил, – вашего агента.
Сбшник, не опуская рентгеновский взгляд от лица парня, улыбнулся одними губами.
– Да мы провели расследование, хотя это было нелегко.
Иван Алексеевич вытащил из стола бумагу и толкнул по полировке стола к Алексею.
Судя по отчету по автоаварии, в которой погибла мать, она была подстроена.
Рука парня преувеличено осторожно отодвинула листок в сторону. Налившиеся убийственной чернотой глаза поднялась на терпеливо попыхивающего сигаретой сбшника.
– Это подлинный отчет, в уголовном деле о смерти вашей матери лежит поддельный.
– Кто тот грязный шакал, который убил мать? – Алексей густо побагровел, ноздри ястребиного носа затрепетали, рука подняла листок.
– Тот, кто получил от этого наибольшую выгоду, – произнес сбшник, не прекращая курить, Алексею показалось, что он смотрит с сочувствием, – У нас нет прямых доказательств, но избавить вашего отца от ее влияния было выгодно прежде всего Мурадин-бею.
– Что? Мурадин-бей? – произнес Алексей и замолчал, продолжил уже тихо, едва слышно, – Но почему? Почему? Они были кунаками! Это свято…
Сбшник, все с тем же каменным видом, посмотрел на гостя тем взглядом, какой можно встретить лишь у врачей и священников. На покрасневшем лице змеями гуляли желваки, но парень держался. «Молодец, неплохо держит удар» – подумал одобрительно и откинулся на спинку кресла-пузыря.
– Грязный шакал, – произнес, словно выплюнул, Алексей. Между ним и Милой лежала пролитая кровь. Кровь матери. В среде, где воспитывался Алексей, кровная месть была делом чести и длилась порой веками. «Как я смогу смотреть ей в лицо, прикасаться к ней, зная, что она дочь убийцы моей матери? Не может джигит простить род отцеубийцы!» Безрассудная, слепящая ненависть на миг густо обволокла его. Рука, державшая листок, конвульсивно задрожала. «Почему Всевышний, почему я полюбил ее?»