Мужчина, который вернулся
Шрифт:
— Не угодно ли чаю? — спросила Харриет.
— Нет, спасибо. Я хочу подняться на чердак и взглянуть на обнаруженный вами позавчера портрет.
— Портрет?..
— Который так привлек ваше внимание! Видимо, потому, что напомнил меня.
— И вовсе не поэтому он привлек мое внимание! Я была просто удивлена.
— Скорее всего, пришли в ужас. Ну, пойдем?
Харриет взглянула на его безупречный костюм:
— Ваша одежда не очень подходит для вылазок на чердак, и, если вам еще предстоят визиты к пациентам, не рекомендую…
— Не предстоят. Во всяком случае,
Она пожала плечами:
— Ну хорошо, если хотите. Но если бы портрет был поменьше, я принесла бы его сама.
— Глупости!
Возмущенная, Харриет повела его на чердак. Ни при каких обстоятельствах невозможно представить, чтобы доктор Дрю говорил «глупости» ее сводной сестре… хотя это вполне понятно, поскольку Гэй — это Гэй, хозяйка дома и, кроме того, богатая платная пациентка, но Харриет понимала, что все эти объяснения ни в коем случае не могут примирить ее с этим человеком. Честно говоря, после совместного чаепития и его расспросов она обнаружила, что склонна замечать скорее его недостатки, чем достоинства.
Доктор был мужчиной, который хорошо относился к Гэй и не очень хорошо к ней, Харриет… И это раздражало ее. В общем, Харриет ничего не имела против его хорошего отношения к сестре, но не могла найти достойную причину, почему доктор Дрю испытывает такую явную, неискоренимую неприязнь к ней самой.
Когда они добрались до низкой двери на чердак, доктор Дрю попытался настоять, что войдет первым, но Харриет не захотела его слушать.
— Я знаю дорогу, — сказала она. — Чердак очень похож на лабиринт. Просто идите за мной.
Часть пути им пришлось ползти на четвереньках, и Харриет поежилась при мысли о его безупречно выглаженных брюках. Но это его брюки, и, если ему все равно, какое ей дело?
Чердак тянулся от стены до стены, и из-за богатой коллекции хлама и хранившихся на нем всевозможных предметов мебели им пришлось сделать большой круг. Прошло некоторое время, пока они добрались до дальнего темного угла, где у стены были сложены холсты. Харриет помнила, что оставила картину прислоненной к остальным и повернутой изображением к зрителю. С расстояния в несколько футов портрет в неуклюжей старомодной раме нельзя было не заметить, и, когда она, первой подойдя к холстам, убедилась, что полотна на прежнем месте нет, Филип Дрю услышал вскрик удивления. С помощью доктора Харриет перерыла всю кипу портретов, но джентльмена эпохи Регентства, так похожего на доктора Дрю, среди них так и не нашлось. После тщательных поисков они пришли к выводу, что полотно исчезло.
— Ну и ну! — воскликнула Харриет, в полнейшем недоумении опускаясь на корточки. — Картина пропала!
Доктор Дрю, пригнувшийся, чтобы не разбить голову о несущую крышу толстую поперечную балку, взглянул на нее с особым выражением.
— Надеюсь, мой портрет вам не привиделся? — холодно осведомился он. — То есть я имею в виду, это не было игрой вашего воображения?
— Как результат одержимости вашим образом? — Харриет сердито взглянула на врача. — Конечно нет.
— Ну, похоже, джентльмен испарился. — Он тоже уселся на пыльном полу и закурил. — Какого, вы сказали, размера он был вместе с рамой?
— Я не говорила. — Что-то в холодном недоверии доктора Дрю заставило Харриет выйти из себя. — Я просто сказала вам, что нашла портрет человека, похожего…
— На меня?
— В жизни не видела большего сходства.
— Ну, говорят, у каждого человека есть двойник, возможно, мой был джентльменом времен Регентства. Но только я захотел встретиться с ним, как он, очевидно, растворился в воздухе. Кстати, картина была большая?
— Та, что я видела?
— Думаете, что видели!
Харриет показала размер руками.
— Слишком велика, чтобы можно было легко унести с чердака. Но унести можно.
— Надеюсь, вы не утащили портрет сами и не спрятали потихоньку в гардероб, чтобы любоваться изображением, когда человека, похожего на оригинал, — то есть, предположительно, меня, — нет поблизости?
Доктор почти ласково подтрунивал на ней, однако Харриет не поняла, что он говорит не всерьез, и вскочила так резко, что больно ударилась головой о поперечную балку. Удар был настолько сильным, что несколько секунд девушка видела только искры перед глазами, а затем из них хлынули слезы и она беспомощно прислонилась к балке.
— Харриет! — Впервые Филип Дрю назвал девушку по имени, и она мигнула, словно удивленная сова. — О, Харриет, дурочка! Зачем ты натворила эту глупость?
— Затем, что дурочка. — Из глаз девушки ручьями лились слезы, она вытирала их тыльной стороной ладони. — Разве вы сами не пришли уже к этому заключению?
Доктор нежно вытер лицо девушки своим платком, потом нащупал под волосами место ушиба. Хотя прикосновение его руки было легче пуха, Харриет вздрогнула и закусила губу. Она слегка пошатнулась, поэтому врач обнял ее одной рукой и опустил голову девушки на свое плечо.
— Идиотка! — слегка приглушенным голосом бросил он новое обвинение. — Но главный преступник я, потому что забыл вас предупредить!
— Мне следовало проявить больше здравого смысла. — На воротнике пиджака расползались мокрые полосы от слез, однако доктор Дрю, похоже, не замечал этого. Он приговаривал что-то неразборчивое и ласково гладил девушку по щеке. Даже в этот невероятный, неожиданный миг нежности Харриет поняла, что доктор уже выразил все возможное сочувствие, и, подумала, что он теперь, как профессионал, сосредоточится на увеличивающейся шишке под волосами и, разуверяя ее о размере шишки и даже преуменьшая опасность, предложит немедленно покинуть чердак и приступить к лечению.
Или, если полагает, что она еще не готова к обратному пути, — а Харриет выглядела ошеломленной и растерянной, — предложит ей сесть на пол и опустить голову между коленями, пока он сбегает за душистой солью и бутылкой арники.
Однако доктор Дрю не сделал ни того ни другого. Он сел на ящик, усадил Харриет рядом с собой и, пока дурнота постепенно отступала, а способность соображать возвращалась к ней — боль в голове уже немного утихла, — склонился над ней, как наседка над раненым цыпленком. Из горестных восклицаний доктора Дрю следовало, что он берет всю вину на себя.