Мужчина с понедельника по пятницу

Петерсон Элис

Как только мы с Раскином вошли в парк, августовское небо затянулось тучами. Я прошла мимо детской площадки, с качелей уже стекали капли.

Раскин с радостью плюхался в лужи.

Вдруг вдалеке я разглядела знакомый силуэт в кепке, кроссовках и вельветовом бушлате. Это мог быть только он. Мое сердце сразу учащенно забилось, пока я смотрела, как он гоняется по кругу за своей собакой.

– Бедолага! – упорно звал он.

Когда я приблизилась к ним, Раскин и Бедолага традиционно обнюхали друг друга, хотя на этот раз Раскин подошел почти вплотную. В моем возрасте уже не

следует смущаться, но я себя ощущала именно так, когда пыталась оттолкнуть Раскина, пристроившегося позади Бедолаги. Незнакомец рассмеялся и предположил, что, вероятно, они катают друг друга на закорках. Я поинтересовалась, что он делает здесь в такой безрадостный день.

– Я мог бы спросить вас то же самое, – сказал он, прежде чем ответить. – Я пытаюсь научить Бедолагу некоторым командам, но, как вы успели заметить, она не слишком-то в этом заинтересована.

Я очутилась в своей стихии, вспомнив школу для занятий со щенками, которую мы посещали несколько лет назад.

– От занятий она должна получать удовольствие, и тут не обойтись без подкупа. Стоит мне только упомянуть слово «курица» или «белка», и Раскин сделает все, что угодно. Смотрите. – Я продемонстрировала, как это работает на деле. Казалось он был поражен, увидев, как Раскин, насторожив уши, носится стрелой.

– На днях я не расслышала ваше имя, – сказала я.

– Гай. Рад познакомиться. – Он пожал мне руку.

– Джилли, – ответила я. – Через G. Осторожно! – завизжала я, хватая Раскина за шкирку и потянув к себе. – А то нарвемся на неприятности. Вы должны внимательно следить за тем молодым человеком, – предупредила я.

– Где?

– Да вон же!

Гай повернулся, и я наконец-то заметила седобородого мужчину, похожего на Санта-Клауса, воинственно расхаживающего кругами по окраине парка и одетого в нечто похожее на пуленепробиваемый жилет и камуфляжные брюки. За его спиной на поводке, больше напоминающем тюремную цепь, шла черно-белая собака.

– Спасибо за совет, – прошептал Гай. Бедолага спряталась за него. – Это собака или волк?

Я рассмеялась.

– Большинство собак – хорошие, – успокоила его я. – Скорее, стоит опасаться их хозяев.

– Вижу. Не хотел бы я встретиться с ним в темном переулке.

– Сколько лет Бедолаге?

– Девять месяцев. Она не моя.

– Правда?

– Это собака моей девушки.

– Хорошо. – И с чего вообще я решила, что у него никого нет? Все нормальные люди давно заняты, кроме Харви с его калькулятором и… меня.

– Она сейчас в отъезде.

– Вот как. По работе?

– Нет. Она в отпуске, – сказал он, неловко поправляя кепку. – Это долгая история. Но как бы то ни было, – продолжил он, – моя жизнь не стоит того, чтобы жить, если что-то случится с Бедолагой, пока она в отъезде.

Я улыбнулась и рассказала ему о своем первом опыте общения с Раскином и о том, что я, словно параноик, не отпускала его с поводка, когда он был щенком. И когда я все-таки отважилась на это, он тут же направился прямо к пруду, где маленькая девочка кормила голубей. Раскин подскочил к девчушке с темно-рыжими кудряшками и выхватил хлеб из ее пухлых пальчиков. Ее мать кричала на меня, я тоже надрывала глотку, девочка вопила, а Раскин весело жевал хлеб… и затем вмешался Эд.

– Эд? – спросил Гай, явно наслаждаясь моей историей.

– Старый друг. Он был моим… – Нет, я решительно отвергла идею рассказать Гаю несчастливую сказку, которая закончилась вчерашней женитьбой Эда. – Долгая история, – улыбнулась я.

Дождь уже разошелся вовсю, и мы с Гаем рванули из парка.

Около пешеходного перехода нам пришлось остановиться, потому что водитель проезжавшего автомобиля отчаянно начал нам сигналить.

– Вы не против чего-нибудь выпить? – одновременно спросили мы, в то время как дождь уже изрядно намочил одежду. – С удовольствием, – снова в один голос ответили мы.

– Бежим, – сказал Гай, и мы, вцепившись друг в друга, ринулись вперед по тротуару вместе с нашими собаками, смеясь над тем, как мы увертываемся от луж.

Вечером того же дня мы с Раскином поехали проведать папу, прихватив с собой домашнюю лазанью. Отец по-прежнему жил в нашем старом доме по Фицрой-роуд рядом с Риджентс-парком. После того как много лет назад от нас ушла мама, он так больше и не женился.

Когда я приезжаю, папа достает какой-нибудь крепкий напиток и улыбаясь говорит, что после маминого ухода самые прочные отношения его связывают с бутылкой джина.

Я уселась за кухонный стол, пока папа жарил яичницу. Здесь мне все напоминало о детстве. Я как сейчас вижу, словно это было вчера, папу, готовящего воскресным вечером омлет для нас с Ником. Я отвечала за тосты, Ник накрывал на стол, а папа был ответственным за приготовление пищи. Я также помню, как за этим столом мы делали уроки.

Я до сих пор слышу, как в тот роковой день мама вернулась из клиники и сообщила нам новости о Мэган. Я сидела на этом стуле, уставившись в окно, выходящее в сад. Я также помню, как папа изо всех сил старался держаться в тот вечер, подавая всем нам пример.

Я смотрела на него сейчас. На его седые волосы, бледную кожу, настолько тонкую, что она напоминала кальку; раньше, как и сейчас, он всегда отличался от нас манерой держаться, одеваться и говорить. Он гордый человек. Даже дома я практически никогда не видела папу без галстука или в шортах. Только один раз помню его в синих плавках, бултыхающимся в воде с Мэган на плечах. Мама, Ник и я часто подтрунивали над его белыми ногами, но он всегда был самым красивым мужчиной на пляже. Мама говорила, что когда она в первый раз увидела отца, в ее голове словно зажглись тысячи маяков.

Папа был замечательным отцом для нас с Ником, но он никогда не умел выражать свои чувства. Когда мама ушла, возникло ощущение, что в семье кто-то умер. Нам с Ником было одиннадцать, и мы страшно испугались, но именно папина способность держать себя в руках позволила нам жить дальше.

Мы должны были «собраться», потому что у нас не было выбора. Но когда он оставался наедине с собой, я уверена, он задавался вопросом, как со всем этим справиться. Вернется ли она когда-нибудь? После потери Мэган, думаю, он тосковал по семейной жизни и хотел, чтобы мама оказалась рядом.