Мужчина в окне напротив
Шрифт:
– Насчет футбола, Алк, это не самая удачная идея, – возразила Ира. – Два часа, или сколько он там длится, сидеть на жестких скамейках в холодном стадионе в компании агрессивных фанатов? Еще, чего доброго, затеют какую-нибудь потасовку, а мы случайно рядом окажемся… Нет уж, уволь!
– Да, про фанатов я как-то не подумала, – нехотя согласилась Алла.
– Ну вот ты и думай дальше, а мне за подзорной трубой пора.
– За чем, за чем тебе пора?
– Тьфу ты, оговорилась. Хотела сказать: мне в библиотеку пора. Пока, созвонимся.
В магазине выбор биноклей, подзорных труб и прочей оптики оказался не многим меньше, чем в Интернете. Ирина растерянно переходила от одной витрины к другой.
– Вам чем-нибудь помочь? – поинтересовался наконец молодой человек лет двадцати пяти, которого можно было бы назвать симпатичным, если б не слишком оттопыренные уши.
– Да, пожалуйста, – согласилась Ира, а про себя подумала: «Зачем он стрижется так коротко? Носил бы длинные волосы – все бы было в порядке…»
– Вас что именно интересует? – продолжал расспросы лопоухий.
– Ну, не знаю… Бинокль, подзорная труба или что-нибудь такое.
– Так бинокль или подзорная труба?
– А через что лучше видно?
– Это от качества зависит. У оптики подешевле одни возможности, у дорогой, соответственно, другие, получше. Вам для какой цели оптика нужна?
– Ну… как сказать… Вдаль смотреть.
– Это понятно. Никто не покупает оптику, чтобы жарить на ней картошку, – судя по всему, молодой человек был уверен, что сказал нечто необычайно остроумное. – Я имею в виду, где конкретно вы собираетесь этим пользоваться: в туристической поездке, на охоте… Где?
Этот, казалось бы, закономерный вопрос совершенно выбил Иру из колеи. Можно себе представить, что подумал бы о ней лопоухий, заяви она сейчас, что собирается наблюдать через бинокль за мужчиной в окне напротив! Ира даже покраснела от этой мысли. А назойливый продавец все не отставал.
– Какое расстояние вас интересует?
– Извините… Я подумаю и попозже зайду, – наконец, выдавила из себя Ирина и опрометью бросилась прочь из магазина.
«Видно не судьба мне увидеть его лицо, – думала она, ведя машину в сторону центра. – Ну что же, так даже интереснее… Загадочнее, по крайней мере».
Ей не терпелось поскорее погрузиться в работу, чтобы отвлечься от ненужных мыслей, но до этого пришлось потратить немало времени на всякую ерунду: постоять в пробках (в тот день на Большом Каменном мосту творилось что-то совершенно невообразимое), найти место для парковки поближе к библиотеке, покопаться в каталогах и дождаться, пока ей подготовят заказанные книги. Когда она, наконец, сумела приступить к работе, была уже половина четвертого.
Ей всегда нравилось бывать в Ленинке. Здесь царила какая-то особая торжественная атмосфера, вызывающая у Иры странное чувство, близкое к благоговению. Здесь она все время ощущала, что находится в храме, храме, посвященном божеству каждого мыслящего человека – Знанию. И еще, попадая в эту библиотеку, Ирина всегда задумывалась о вечности. Все окружающее почему-то казалось неподвластным времени, постоянным и незыблемым. Словно пройдут годы и даже века, Ира и все, кого она знает, давно умрут, а здесь все останется по-прежнему: эти широкие лестницы, эти громадные помещения с высоченными потолками, бесконечные шкафы с книгами и каталожными карточками, строгие в своей тишине залы для занятий с рядами массивных столов, отделенных друг от друга конторками с крепящимися на них уютными зелеными лампами.
Сидя в одном из таких залов, Ирина готовила материал для будущей передачи о декабристе Иване Анненкове и француженке Полине Гебль, оставившей ради любви все – родину, свободу, маленькую дочь – и отправившейся вслед за возлюбленным в сибирскую ссылку. Но не успела она прочитать и двух страниц воспоминаний их дочери Ольги, как услышала прямо над ухом чей-то шепот:
Среди миров, в мерцании светилОдной звезды я повторяю имя,Не потому, что б я ее любил,А потому, что мне темно с другими… [4]4
Первые строки стихотворения Иннокентия Анненского.
Она вздрогнула от неожиданности и обернулась. За соседним столом, близко придвинувшись к ней, сидел полноватый мужчина с небольшими усиками и, хитро прищурившись, смотрел на нее. Ира пожала плечами и снова уткнулась в книгу.
– Это ведь ваше любимое стихотворение, правда? – снова прошептал он.
– Да, – вынуждена была согласиться Ирина. – Одно из любимых.
– А вы позволите, я угадаю еще одно? Наверное, это…
Вчера еще в глаза глядел,А нынче все косится в сторону,Вчера еще до птиц сидел,Все жаворонки нынче – вороны… [5]5
Первые строки стихотворения Марины Цветаевой «Мой милый, что тебе я сделала?».
– Откуда вы знаете?
Мужчина опустил глаза, но тоже как-то хитро, точно с видом заговорщика.
– Я бы сказал вам, но боюсь, что вы не поверите…
– А вы все-таки скажите. – Ира была заинтригована.
– Понимаете, я как только увидел вас… Поверьте, со мной такое впервые! Такое чувство, что я знаю вас очень давно. Знаю, что вы не замужем, что живете одна, что вы Рак по гороскопу…
– Да, это так…
– Вы любите мелодрамы и старые комедии, компьютерные игры и белый шоколад. И терпеть не можете собак.
– Откуда вы все это знаете? – Она была поражена.
– Иногда так бывает, Элоиза…
– Элоиза? – Ира даже хихикнула, то ли от удивления, то ли от смущения. – А почему Элоиза?
Мужчина пристально поглядел на нее:
– А вы действительно на нее похожи. То есть я, конечно, никогда ее не видел… Но, думаю, она выглядела примерно так.
Польщенная Ира пожала плечами. Романтическая и трагичная история интеллектуалки Элоизы, жившей во Франции на рубеже одиннадцатого и двенадцатого веков и полюбившей в семнадцать лет своего сорокалетнего учителя, знаменитого философа, богослова и еретика Пьера Абеляра, была одной из самых ее любимых «Легенд любви» и темой первой передачи этого цикла, вышедшей в эфир. Ира до сих пор помнила последние строки текста «На их общей могиле на кладбище Пер-Лашез в Париже до сих пор каждый день появляются свежие цветы». Но с чего этот мужчина вдруг взял, что они с Элоизой похожи?
– Спасибо, конечно… – Видимо, Ира сказала это слишком громко. Сидевшая через несколько столов от нее дама в коричневом костюме и с массивным пучком на голове, вроде тех, что носили в шестидесятые, уже давно бросавшая в их сторону неодобрительные взгляды, строго прошипела:
– Нельзя ли потише?
– Извините… – Ирине стало неловко.
Придвинувшись еще ближе, собеседник игриво прошептал:
– Пойдемте отсюда…
Ира растерялась.
– Ой, нет, я никак не могу… – Она зачем-то показала на свои книги. – Мне еще часа два надо поработать, не меньше.