Мужчина в пробирке
Шрифт:
Артем посмотрел в ее полубезумные зеленые глаза. Неужели этой твари можно верить? А что толку, ему больше ничего не остается…
Было такое ощущение, что все это творится не с ним. Его словно бы зонтик какой-то накрыл. Прозрачный зонтик, отгородивший его от всего мира. Слова Майи доносились до Артема будто из-за какой-то преграды.
Преграды, которую он не сможет одолеть и разрушить…
Он проиграл. Он погубил себя и Лизу.
Сколько у него еще времени? Майя говорила о десяти минутах, прежде чем он… Сколько прошло? Ох, уже три минуты…
– Как к вам попало «сердце биссу»? – с трудом выговорил Артем.
Майя приподняла брови:
– Что, чисто исследовательский интерес? Ну, учитывая, что у тебя вместе с мужским началом отобьет и память – до тех пор пока мы не будем готовы ее вернуть, – можно и пооткровенничать!
Лиза глухо застонала.
– Оксана Павловна, напомните мне потом – добавить Елизавете Николаевне мужского преобразователя, – холодно сказала Майя. – Надо так
– Не боишься, что потом я буду искать тебя, чтобы прикончить? – прохрипел Артем.
– Не боюсь, – легко засмеялась Майя. – Не боюсь, потому что у меня сейчас началась полоса удач! Понимаешь, мне всю жизнь не везло. Я очень дорого платила за то, что другим само валилось в руки. Я хотела быть лучшей, а судьба отбрасывала меня пинками назад. Я шла на все ради журналистской карьеры, а меня смешали с грязью медики! Я возненавидела медиков, само слово «врач» мне теперь кажется отвратительным… Именно поэтому я с особым удовольствием буду наблюдать за твоим гендерным преобразованием.
– Потому что я – врач?
– Потому что ты – врач, именно так. Но знаешь, что смешнее всего? Меня вернуло к жизни то, что меня и погубило. Медицина! Этим летом я была в Одессе. У меня там тетя живет. Тетя Тая, Таисия Леонидовна. Я довольно редко у нее бывала, хотя она все зазывала меня и говорила, что в любой миг для меня открыта дверь, – а этим летом меня вдруг словно бы толкнуло что-то: надо ехать в Одессу! Ну, я и решила махнуть рукой на Грецию или Италию… Прибыла без предупреждения, а тетка затеяла ремонт своего домишки на Французском бульваре. Говорит, не ждала меня. Ну, не возвращаться же обратно! Я поселилась в старой летней кухне-мазанке. Знаешь, что такое мазанки? Это такие хатки, буквально сплетенные из соломы и прутьев и поверху обмазанные глиной, а сверху побеленные известкой. Их довольно много строили после войны, когда жить в разрушенной Одессе было решительно негде. Тогда же построили и эту. И я поселилась в ней. А что? Весьма экзотично! От блох там была рассыпана полынь, которая пахла совершенно одуряюще… Жара стояла ужасная, но в моей мазанке было прохладно и даже весьма уютно. Одно плохо: глина то и дело осыпалась по ночам, причем очень сильно шуршало в одном углу. Тетя Тая говорила, что эту стену ремонтировали много лет тому назад, да, видно, заделали ее плохо. И вот однажды начались ливни. И эта стена развалилась. Образовалась огромная трещина. И стена оказалась двойной! В ней был устроен тайник! В нем я нашла какие-то свертки, обернутые кухонной клеенкой и промасленной бумагой. В них находились коробки с запечатанными пробирками, тщательно обернутыми ватой, а также старые тетрадки и папки с листками, отпечатанными на машинке и исписанными от руки чернилами. Текст наполовину расплылся, наполовину стерся, но все равно – это была страшно интересная и романтичная находка… особенно если учесть, что ни слова на этих листках невозможно было прочитать! Ну, ты видел этот текст и понимаешь, что первым моим желанием было эту чухню выбросить. Но тут появилась тетя Тая. Ох, как она раскудахталась… Как она разрыдалась! Оказалось, что это были записки ее покойного брата, Дмитрия Шелестова. Дядя Митя… я слышала о нем немного. В семье его называли Митя-псих, причем с его сумасшествием было связано что-то скандальное, неприличное… Но толком я ничего не знала. И вот тетя Тая мне рассказала, что именно это было.
Митя Шелестов был врачом-психиатром. Он работал с людьми, которых теперь называют трансвеститами, а тогда, в начале шестидесятых годов прошлого века, их считали просто психически ненормальными. И лечили самыми варварскими методами. Вернее, пытались насильственным методом переделать их в нормальных людей. Многие погибали… А потом Митя вдруг уволился из клиники и устроился врачом на грузовое судно, которое совершало рейсы в Индонезию, в Сурабайю и Бантам. Ему пришлось пустить в ход огромные связи, но у Шелестовых были очень влиятельные родственники. Ему помогли, и он ушел в море. В порту – тетя не помнила, в каком именно, – корабль стоял две недели. Все это время советские моряки заливали тоску по родине местной водкой и утешались с красотками в борделях. И их капитан, и помполит, или как там его называли, который должен был наблюдать за моральным состоянием мореманов, занимались тем же. Чем занимался Митя, никто не знает. Да и никому до этого не было дела, настолько все были пьяны и довольны жизнью! Тетя Тая рассказала, что из рейса он вернулся совершенно не в себе, страшно возбужденным, уволился с судна, но в клинику не вернулся, а немедленно начал писать какую-то работу и проводить какие-то опыты с веществами, привезенными из Индонезии. Он поселился в этой мазанке, которая и тогда уже постоянно разваливалась, и Митя сам ее иногда подправлял, укреплял стену и обмазывал глиной и известкой. А вообще-то, после возвращения из Индонезии он вел себя так странно и дико, что родственники боялись, что он в самом деле спятил. Он воображал себя то мужчиной, то женщиной, то двуполым существом… Но он взял с матери и сестры клятву – не вызывать к нему врачей, уверяя, что все наладится. И действительно, он иногда приходил в себя и выглядел как разумный человек.
Но вдруг к ним зачастил какой-то бывший Митин приятель по клинике. Тоже психиатр. Митя его боялся, твердил, что этот человек хочет украсть его открытие, но он лучше
Выслушав этот рассказ, – продолжала Майя, – я поняла, что не все так просто! Этот как бы сумасшедший инсценировал пожар, спасая свой труд… Что же это за труд? Мне стало интересно: вдруг в этих бумагах окажется хоть один листок, исписанный нормальными словами? Но такого листка не было, зато нашелся ключ к шифру. Я начала читать… я начала читать с того же самого предисловия, которое прочел и ты! – Она бросила ненавидящий взгляд на Артема. – Потом я носила этот листок с собой, он стал для меня талисманом, я не расставалась с ним… пока однажды не потеряла, как последняя дура!.. Ну, я его прочла – и у меня началась новая жизнь. Ох, какой трудной была эта жизнь! Дом тети Таи еще не отремонтировали, жить было негде, а в гостиницу переехать с этими листками я боялась. Мало ли кто сунет в них нос! Я купила палатку и поставила ее в тетином дворе. На работе взяла административный отпуск. И прочла все, что осталось от записей Дмитрия Шелестова – многое пропало, к несчастью… Итак, от моряков, которые бывали в Индонезии, он однажды узнал, что там есть какие-то люди, колдуны, шаманы, обладающие возможностями изменять пол человека. Якобы им это нужно для того, чтобы стало больше служителей их богов. Но ведь именно этой проблемой и занимался Дмитрий! Он был одержим идеей найти средство для излечения людей, живущих в разладе со своим биологическим полом. И он решил во что бы то ни стало попасть в Индонезию. Попал… и нашел тех, кого искал. Дмитрий спас жизнь одному человеку: принес ему пенициллин, когда он умирал от воспаления легких, а тот в благодарность посвятил его в тайны «сердца биссу» и дал какое-то количество снадобья. Дмитрий привез в Одессу склянки, спрятав их в сувениры: керамические бутылки, еще какую-то ерунду… Снадобье было двух видов: преобразователь пола для мужчин – и, соответственно, для женщин. Это зелье изменяло не организм, не тело, а только сознание. Психику! Ты, доктор Васильев, получил женский преобразователь – и станешь женщиной. Соответственно, чтобы привести тебя в прежнее состояние, нужно будет впрыснуть тебе дозу мужского преобразователя. Тебе влепили чрезмерно большую дозу, а вообще-то, нужно было ввести всего один миллиграмм! Мгновенный укол! Его даже не всегда чувствовали! Все у нас шло просто. То есть это теперь кажется, что все было просто! А пока я разобралась с этим… сколько бессонных ночей я провела над записками дяди Мити! Потом – с превеликим трудом – достала шприцы-пистолеты новой модели, с многоразовой заправкой… Видишь? – Она кивнула на Оксану Павловну, которая все это время не отходила от Лизы. – А опыты, которые я, так же как и дядя Митя, проводила над собой? Я жертвовала собой ради науки… да неужели ты думаешь, что я это тебе так запросто все отдам, только руки подставляй?!
– Значит, у вас неограниченный запас этой гадости? Как же я могу поверить в то, что вы остановитесь, не начнете заводить себе новых «клиентов», как только поймете, что нас с Лизой можно не опасаться? – с ненавистью спросил Артем.
Майя раздраженно дернула плечом:
– Можешь верить, можешь – нет! Но… я уже упоминала о том, что часть записок дяди Мити была непоправимо испорчена? Ну так вот, это именно те страницы, где речь идет о синтезе «сердца биссу». Мы пока что не можем создать новые запасы, поэтому вынуждены будем потихоньку сворачивать производство. Правда, Чико пытался найти химика, который взялся бы за эту работу, но дело сорвалось, эта Женька оказалась такой тварью!.. О, черт! – Она раздраженно шлепнула себя по губам. – Что-то я разболталась, а впрочем, ты ведь уже практически обезврежен…
– Артем! – перебила ее Лиза. – Артем!
Голос ее звучал как-то необычайно странно: она то ли всхлипывала, то ли смеялась.
Артем взглянул на нее – и изумился: да, Лиза плакала, но как-то удивительно… Она заливалась слезами – и при этом улыбалась.
– Артем! Посмотри на часы!
Он посмотрел. Было без четверти семь. А ведь Майя говорила, что в шесть сорок он уже… Но ничего не произошло!
– Не радуйся раньше времени, – ухмыльнулась Майя. – Видимо, твоя гендерная база покрепче, чем у иных прочих. Так что вот-вот…
– Артем! – вновь заговорила Лиза. – Если бы знал, как я жалею… я сто раз пожалела, что не надела сегодня Волоконницу Патуйяра. Ты прав, она мне так идет! И я часто вспоминала, как ее покупала… вспоминала тебя, как ты улыбнулся мне, когда я смотрелась в зеркало… ты так улыбнулся, как будто сказал: «Лиза! Покупай ее!»
– Что за бред! – вскрикнула Майя. – Что за бред?
Лиза? Она называет себя Лизой? Она говорит о Волоконнице Патуйяра? Она говорит о себе в женском роде?!
И Артем вдруг понял, что это значит…