Мужество в наследство
Шрифт:
В полдень в третий раз появились вражеские самолеты. Раздались крики: «Воздух! Воздух!» Люди кинулись в укрытия. Несколько человек, растерявшись, побежало в сторону города. Путь им преградил майор Алексеев. Он вернул всех назад.
Павел услышал нарастающий, уже знакомый гул бомбардировщиков. Но сначала показались шесть истребителей. Они пронеслись низко над землей, поливая огнем уцелевшие строения. Чтобы не обнаруживать себя, по ним никто не стрелял.
Бомбардировщики, не встречая сопротивления, шли волнами, уверенно и нагло. Посыпались бомбы. К небу вздыбились
В этот день немцы больше не наведывались. Передышка позволила убрать с поля обгоревшие части самолетов, засыпать воронки и подровнять взлетную полосу. Техники и механики поспешно заканчивали ремонт поврежденных истребителей. Работа не прекращалась до поздней ночи…
Рано утром, 23 июня, перед самым вылетом, на поле стояла тоскливая тишина. Казалось, полк в скорбном молчании прощается с аэродромом, к которому за год люди привыкли, как привыкают к родному дому.
«Безлошадным» летчикам, как они теперь себя называли, выделили автобус. В ожидании сигнала все сидели мрачные, никто не пытался завязать разговор. Бойцу, остававшемуся в городе с майором Алексеевым, Павел передал записку для жены.
Раздался хлопок ракетницы. Зачихали, зафыркали моторы. Взмыли в небо одиннадцать крылатых машин — все, что осталось от трех эскадрилий. Они брали курс на северо-восток.
Когда истребители превратились в едва различимые точки на горизонте, автобус с «безлошадными» тронулся и, раскачиваясь на ухабах, потащился по искалеченной дороге…
Кажется, впервые за эти сумасшедшие сутки у Павла выдались минуты, чтобы разобраться во всем происшедшем. Под монотонное урчание мотора он с какой-то щемящей тоской вспомнил, как два дня назад — всего два дня! — они с Валей собирались на пляж.
Еще в мае, когда в Черновицах начался купальный сезон, жена говорила ему:
— Ну, когда же мы пойдем на речку, Павлинка? Ты посмотри, какие деньки установились. Давай в этот выходной…
— В этот? — Павел что-то прикинул в уме. — А ты не жди меня, забирай Володьку и — айда.
Так они и не сходили на пляж. В одно воскресенье у Павла были полеты. В другое — учения. Потом еще что-то. И только в субботу, 21 июня, он пришел с аэродрома раньше обычного и торжественно сказал:
— Валюша! С этой минуты и до восьми ноль-ноль 23-го я в полном твоем распоряжении.
Они провели вечер в Доме Красной Армии. Слушали концерт военного ансамбля. В финале, когда хор пропел «Так будьте здоровы, живите богато», вместе со всеми дружно хлопали, не жалея рук. После концерта вволю натанцевались.
Домой возвращались через парк, заросший развесистыми каштанами. После недавней грозы дышалось легко. Свежий ветерок шелестел листвой, и на синем бархате неба сквозь густые ветви деревьев мерцали звезды.
Валя, держась за плечо мужа, сняла туфли, сунула их ему в руки и, озорно крикнув: «Догоняй!», побежала по аллее.
Павел бросился следом, но настиг ее только около дома. Он, конечно, мог обогнать ее сразу, но ему хотелось доставить жене удовольствие.
А дома уже не поребячишься — даже разговаривать приходится шепотом. Пологовы привыкли к порядку, который установила теща Павла: если спит внук — не дай бог нечаянно громыхнуть стулом или звякнуть посудой — выговор обеспечен.
Павел перенес спящего сына в кроватку, и они с Валей долго сидели, склонившись над ним. Потом они мечтали о том, как завтра втроем будут валяться на пляже, наслаждаться солнцем и водой. Жена приготовила все необходимое. На видное место, чтобы не забыть, положила сверток с новым купальником и только после этого пошла спать…
На рассвете они проснулись от надрывного гула. Творилось что-то непонятное. Гудели паровозы, выли сирены…
Раздался резкий стук в дверь. Павел сразу вскочил.
— Товарищ старший лейтенант! — по голосу Пологов узнал штабного писаря.
— Боевая тревога, товарищ старший лейтенант! — возбужденно крикнул посыльный.
— Понял — бегу!
Совсем близко от дома что-то грохнуло, зазвенели стекла. Ярко-багровое пламя осветило окна. Вздрогнули, как показалось Павлу, стены, покачнулся пол.
Он распахнул балконную дверь. Над аэродромом поднималось громадное зарево. Часто били зенитки. В промежутках между взрывами слышался оглушительный рев моторов.
Война!
…Валя растерянно прижимала руки к груди. Ее волосы в беспорядке падали на плечи, лицо побледнело, в глазах дрожали слезы.
— Не волнуйся, Валюша! Никуда не ходи. Жди! К тебе придут, помогут. Смотри, береги сына.
Он на мгновение привлек жену. Теплые ее слезы остались на его щеке.
— Ну, прощай, родная…
Он бросился к двери и нечаянно опрокинул попавший под ноги стул. На пол упал развернувшийся сверток с купальником.
…Оставив позади железнодорожный переезд, автобус миновал село, потом долго петлял по укатанной колее вдоль пшеничных полей и наконец остановился у опушки леса. После двухчасовой тряски и натужного урчания двигателя Павел словно очнулся, услышав щебет птиц и стрекотание кузнечиков. На него вдруг повеяло такой близкой и в то же время безвозвратно далекой мирной жизнью. Оглядевшись, он заметил тупой нос самолета, густо заваленного сосновыми ветками. Неподалеку стояли замаскированные еще несколько машин. Сюда, в окрестности Тернополя, временно перебазировался полк.
Возле истребителей непрерывно дежурили летчики и техники. В случае необходимости требовались считанные секунды, чтобы вырулить на старт.
Старший лейтенант Фомичев, оглядывая полковое хозяйство, со вздохом обронил:
— Елки-палки, здорово же нас пощипали. Даже не верится… Только вчера у каждого было по машине, а теперь…
Первая встреча с врагом
Потребовалось несколько дней, чтобы установить связь, оборудовать мастерские и подвезти горючее. Ждали пополнения материальной части.