Мужья и любовники
Шрифт:
– Ты уверена, что именно это тебе надо? – спросил Том, стараясь уберечь ее от ошибки. Он-то обставил свой кабинет тяжелой старинной мебелью. Канделябры и копии картин «старых мастеров», купленные в магазинах на Третьей авеню, завершали убранство. Тихий еврейский мальчик из Ист-Сайда, Том стал на котурны английского лорда. Кэрлис, которая сама была наполовину еврейка, всегда удивлялась, что этот еврей находит в англосаксах. А также наоборот. – Мне кажется, ты могла бы выразить свой стиль.
– Я и так выразила свой стиль, – решительно сказала Кэрлис. Том пожал плечами и оставил этот вопрос.
– Знаете, – сказал как-то Джошуа
Он хотел сделать комплимент, и Кэрлис так и восприняла его слова.
Кэрлис не просидела в своем кабинете и шести месяцев, когда однажды утром, в половине девятого у нее на столе зазвонил телефон. Так рано мог звонить только один человек.
– Мне надо встретиться с вами в «Ридженси» прямо сейчас, сию минуту, – сказал Кирк Арнольд.
– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, не могу, – сказала Кэрлис. На девять было назначено общеагентское совещание по маркетингу, связанное с выпущенной Челлини партией дорогих писчебумажных товаров, а затем – летучка по поводу предстоящего турне Серджио по семи канадским городам. А самое главное, в одиннадцать Кэрлис предстояла важная встреча с составителем спортивных телепрограмм, которому нужны были новые агенты по связям с общественностью.
– Сию минуту никак. И даже потом – тоже никак, я все утро занята. Увы, не могу.
– Можете, можете. Все очень просто. Вы встаете из-за стола, надеваете пальто и выходите на улицу, – сказал он и повесил трубку, не дав ей возразить.
Какое-то время Кэрлис просидела в нерешительности, гадая, позвонить ли Норме или, может, зайти к Мишель, если она уже здесь. Затем, впервые, раввины и священники признали свое поражение. Решительно, ясно отдавая себе отчет в том, что делает, Кэрлис поднялась, подхватила пальто, вышла наружу и двинулась в сторону «Ридженси».
Всесильные брокеры – все эти Феликсы Ройтаны, Хью Кэрисы, Рои Коны и Роберты Леввиты – отправились по своим делам – менять облик города, страны и всего мира, и в большой уютной гостиной царила приятная тишина. Кирк Арнольд сидел в одиночестве за просторным угловым столом. Одетый в темный костюм в елочку, безукоризненно причесанный, загорелый, Кирк Арнольд выглядел как человек, родившийся с двумя макушками, пожизненной подпиской на журнал «Таун энд Кантри» и навечно свободный от каких бы то ни было забот. Он был на редкость красив, хотя, казалось, ничуть не придавал значения своей внешности, и всякий раз, встречаясь с ним, Кэрлис едва ли не физически ощущала исходящие от него флюиды силы и уверенности в себе.
– А, Кэрлис, – улыбаясь, сказал Кирк Арнольд, – выглядите вы сегодня потрясающе.
Она вспыхнула и села.
Физическое присутствие Кирка она ощущала, но совершенно не отдавала себе отчета в том, что и сама может производить впечатление. Ее чудесная кожа, за которой она так любовно и мастерски ухаживала, буквально светилась, а в больших ясных глазах отражались ум и отзывчивость. В то утро на ней был отлично сшитый костюм и шелковая блузка изумрудного цвета. Золотые серьги в форме ракушек, которые она как-то купила у Картье в обеденный перерыв после долгой мучительной борьбы с собою, переливались теплыми цветами радуги, удачно оттеняя золотистые пряди волос. С деловым чемоданчиком производства «Челлини», в дорогих туфлях и массивных часах на запястье, она уже не выглядела самозванкой, – напротив, смотрелась как женщина, которая вот-вот войдет в круг избранных.
На столике стояла серебряная вазочка с розовым бутоном, а Кэрлис уже ожидал стакан апельсинового сока. Она была заинтригована, польщена, взволнована – словом, выглядела так, как, по ее убеждению, он и хотел. Она улыбнулась – по-настоящему, а не униженной улыбкой дяди Тома, которую так хорошо изображала Мишель, и выжидающе посмотрела на него.
– Итак, вы решились, – сказал он, встречаясь с ней взглядом.
– Решилась на что? – спросила она, переводя взгляд на шрам, пересекавший его левую бровь, и гадая, уже не впервые, откуда он взялся. Может, на яхте случайно ударило ланжероном? Или свалился с лошади, которая понесла на лисьей охоте? В общем, решила она, это был несчастный случай, происшедший в романтической обстановке. Она прямо-таки видела, как на перила яхты падают капли его крови или как спотыкается, беря барьер, лошадь и шляпа летит у него с головы.
– Разделались, – отрывисто сказал он. Он нарочно дразнил ее загадками. Ему нравилось держать ей в своей власти, а ей нравилось подчиняться. За их репликами молчаливо и настойчиво ткалась сложная паутина незаданных вопросов и невысказанных ответов, поступков и реакции на поступки.
– Разделалась с чем? – спросила она, начиная испытывать легкое волнение. Она решила, что он имеет в виду один из ее отчетов.
– Со своей работой, – серьезно сказал он. – Или, вернее, я разделался с ней. Том Штайнберг уже в курсе – я позвонил и все сказал ему.
– Вы что – с ума сошли? – воскликнула Кэрлис, едва не опрокинув стакан с соком.
– Отнюдь, – сказал он, удерживаясь от улыбки.
– Вы разделались с моей работой? – повторила Кэрлис, решив, что она просто не поняла его.
– Ну да, – спокойно сказал он. – Теперь вы будете отвечать за связи с общественностью в отделе сбыта «Суперрайта».
– Ах, вот как?
– Помимо значительно высокой зарплаты, у вас будет больше общественного веса, больше ответственности, ну и, – тут он впервые позволил себе улыбнуться, – больше шишек. – А теперь пейте свой апельсиновый сок.
Взволнованная, шокированная, заинтригованная, перепуганная, счастливая – всего понемножку, – Кэрлис поднесла к губам бокал. Выяснилось, что это не просто апельсиновый сок – он был смешан с шампанским.
– Если ты думаешь, что я буду вставать на уши или на колени, чтобы упросить тебя остаться, – ошибаешься, – сказал Том, когда Кэрлис вернулась на работу. Он был вне себя от ярости, еще чуть-чуть, и начнет все крушить вокруг себя. – И вообще, что это за штучки? Напускать на нас Кирка Арнольда, чтобы уволиться?
– Это не штучки, – сказала Кэрлис, все еще пребывавшая наполовину в шоковом состоянии. – Я и сама не знала, что он задумал.
– Не вешай мне лапшу на уши, – крикнул Том. Щеки его пылали, а глаза, казалось, готовы были выскочить из орбит. Он наклонился и пристально посмотрел на Кэрлис. – Слушай, между тобой и Кирком есть что-нибудь?
– Не валяйте дурака, Том, – ответила Кэрлис, оскорбленная, но не удивленная, что Том пришел к такому заключению. Когда речь шла о женщинах, у Тома был на все один ответ и один резон – секс. – Кирк Арнольд и я? Почему тогда не Берт Рейнольдс и я?