Мужья и любовники
Шрифт:
Голден Лемон был местечком уютным, интимным и исключительно роскошным. Таких мест немного, и сюда ездят люди, которые знают толк в хорошем отдыхе. Владелец, Артур Лимен, купил брошенный сахарный завод на островке вулканического происхождения, сплошь покрытом бархатистым темноватым песком, и превратил кирпичное здание в большую гостиницу. Все номера были индивидуальными, но все на редкость славные, обставленные старинной мебелью, увешанные цветистыми коврами и великолепными картинами. В еде Артур разбирался не хуже, чем в обстановке, меню изобиловало местными блюдами, которые и подавали
– Я хочу тебя, – все повторял и повторял он, лаская ее знойными тропическими вечерами. – Ты нужна мне, и я не отпущу тебя ни на шаг. Я люблю тебя, – говорил он ей утром, прижимая к груди, покрывая поцелуями все тело на укромном солнечном пляже, когда воздух был еще свеж и прохладен.
– Я умру, – говорил он, улавливая ритм движения ее тела, сливаясь с нею, разделяя на двоих страсть яснозвездными тропическими ночами, – если не буду в тебе, с тобою, всегда рядом. Ты для меня – как воздух.
В своей супружеской жизни Кирк совсем забыл, что секс таит в себе потрясающие возможности и может приносить счастье. Он позабыл (да и ведал ли когда-нибудь?) наслаждение, которое испытываешь, припадая губами, смоченными в шампанском, к затвердевшим соскам женщины. Он вновь открыл для себя, какова на вкус любимая, ее рот, кожа, волосы. Он был искателем приключений на далеких материках секса; переступив порог сорока, он обладал сексуальными аппетитами двадцатилетнего юноши. Он вспоминал свою женитьбу и думал о сексе. Куда все ушло? Было ли у него с Бонни что-нибудь похожее на то, что получается с Кэрлис? И испытывал ли он тогда хоть что-то подобное? Если и да, то все давно забылось.
В Сейнт-Киттсе Кэрлис начала понимать, что напрасно чувствовала себя Золушкой из сказки. Она начала понимать, что напрасно считала себя самозванкой. Она начала верить, что она действительно любима.
Как-то в апреле, когда лето уже манило своей близостью, а не просто пустыми обещаниями, которые никогда не сбываются, Кирк повез ее на Сити-Айленд; там они зашли в ресторан-поплавок и заказали вареных раков. Когда Кэрлис принесли ее блюдо, на каждой клешне оказалось по бриллиантовой сережке. Кэрлис буквально онемела – таких дорогих и красивых вещей у нее никогда не было. Руки у нее так дрожали, что Кирку пришлось самому надеть на нее украшения. Справившись с этой операцией, он достал из ее сумочки пудреницу. Она взглянула на себя в зеркало и едва поверила глазам. У нее внезапно брызнули слезы, а в сознании мелькнуло воспоминание о том, как на нее наводили красоту в «Блумингдейле». Все вокруг на нее глазели, но Кэрлис было все равно, она не могла оторваться от зеркала, все глядела в него, не произнося ни слова. В горле у нее встал комок, голос отказывался повиноваться.
– Опля, – сказал Кирк, точно имитируя интонации партерного клоуна. Вот что еще он забыл за годы женитьбы – делать людей счастливыми – это радость.
Тридцатого мая, в День памяти погибших в войнах, Кирк повел Кэрлис в Сентрал-парк прогуляться. Когда-то они бродили здесь с Бонни.
– Теперь я вижу, – промолвил Кирк, – что был не самым лучшим мужем. Да и Бонни не всегда была такой уж замечательной женой. Я сильно переживал наш разрыв, но теперь все позади. Мне грустно, только теперь я знаю твердо: второй раз одной и той же ошибки я не сделаю.
Он помолчал и, обернувшись, настойчиво посмотрел ей прямо в глаза.
– А второй раз будет? – тихо спросила она. Сердце у нее замерло, да и само время остановилось, ожидая вместе с нею ответа.
– Это будет зависеть от тебя.
– Мы женимся! – сказала Кэрлис Норме некоторое время спустя, вся сияя от восторга. – До сих пор не могу поверить! И все же – верю! Он сделал мне предложение. Правда-правда. О, Норма, я такая счастливая. Можешь себе представить? Я – выхожу замуж?
– Выходишь замуж? – переспросила с кислым видом Норма. – В наш свободный век? Но это же так старомодно.
Кэрлис погрозила ей пальцем, и Норма широко улыбнулась.
– Кэрлис, я так за тебя рада, – воскликнула она, обнимая подругу. – Он прекрасен! Вы составите самую счастливую пару на свете.
– Я знаю, – сказала Кэрлис, едва не плача от радости. – Мы многое испытали, прежде чем нашли друг друга. И я знаю, что отныне мы будем счастливы до конца дней своих. Мы оба заслужили это. Мы многое видели и многому научились. И давно уже вышли из восторженного детского возраста.
Норма была по-настоящему рада за Кэрлис. И в то же время она не могла не думать о собственной беспросветной жизни. Она знала, что ей никогда не найти своего Прекрасного Принца. Она тормошила и целовала Кэрлис – и смертельно завидовала ей.
– Я выхожу замуж, – объявила Кэрлис, встретившись с Уинном. Она пригласила его посидеть в баре «Брэссери», где в этот предвечерний час почти никого не было. Полупустой зал, голые стены, унылая обстановка как бы отражали то чувство, которое испытывала Кэрлис к своему бывшему возлюбленному.
– Без шуток? – небрежно откликнулся он и тут же судорожно сглотнул.
– Без шуток, – ответила Кэрлис.
– Нет, всерьез? – спросил он, приглаживая волосы. Он старался говорить непринужденно, но подрагивающие ресницы выдавали его. Он собирался сделать ей предложение – буквально этими днями, как только убедился бы, что Кэрлис созрела для замужества. Он поиграл бокалом с белым вином.
– Всерьез, – ответила Кэрлис, ощутив нечто вроде жалости к нему. Повисло неловкое молчание. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Наконец, Уинн поднялся.
– Ну что же, желаю счастья, – хрипло сказал он, избегая ее взгляда. Он заплатил по счету и двинулся к выходу. – Позвоню тебе как-нибудь.
Кэрлис заметила, что, уже выходя, он остановился на мгновение и посмотрел на свое отражение в стеклянной двери. Оставшись за столиком одна допивать свое вино, она вдруг сообразила, что он часто любуется собой в зеркале. Как это она раньше не замечала? Но сейчас она видела, что Уинн вот-вот готов разрыдаться, и неожиданно ей стало жалко, что печали ее остались позади.