Музыка и ее тайное влияние в течение веков
Шрифт:
Все это указывает на то, почему солист находит многократное сочувствие, а когда он известен, притягивает большинство слушателей. Люди, которых музыка как таковая не привлекает и которые рассматривают создание успеха как равнозначное быть умным и сильным, притягиваются «одаренностью», (CLEVERNESS-английское слово, также: ловкость, искусство, умение). Они подобны некоторым мужчинам, которые не имеют понятия о женской утонченности, но все же способны наслаждаться обществом красивой интеллигентной женщины, само собой разумеется, что в силу своей ограниченности они не в состоянии оценить в полной мере и почувствовать ее утонченность.
Как мы уже выяснили, из различных форм сольной музыки, сольное пение, в определенном аспекте, больше всех удалено от чистой музыки, потому что все пение несет в своем содержании часть заимствованную извне. Несмотря на существование песен без слов, что является исключением, строго говоря, рассматривая вокальную музыку, следует учитывать не только слова, но все, что она собой представляет.
Если певец является еще и большим художником, то он художник вдвойне, ибо он обладает
Однако, некоторые песни программное, чем другие. Это песни, которые рассказывают фактические истории в словах и звукоподражательно в музыке, но есть также и такие, которые только копируют эмоциональное настроение. Обе эти формы известны и распространены. Третья форма преобладала в предвикторианскую и в Викторианскую эпохи, но она уже более или менее вымерла. Ее главным отличием была тавтология и, отсюда, искусственность, которая проступала в большей мере в ариях Генделя, Мейербера и других. Утверждение зашло бы слишком далеко, если бы было сказано, что в них между словами и музыкой вообще не было никакой связи, но без сомнения связь эта была весьма ограниченной. Личиной, побудившей упомянутых композиторов использовать в своих ариях распевание одних и тех же слов по гаммам вверх и вниз была совершенно очевидной. Они пробовали нечто необычное, а именно: пытались обратить вокальную музыку в чистую, но им удалось только отрывочное и искусственное превращение чистой музыки в вокальную. Этот прием воздействия был настолько искусственным, что сегодня эта попытка более не предпринимается, так как мы живем в менее искусственное время, где слишком резкие разногласия, во всяком случае, в серьезном искусстве нетерпимы, даже если они еще и продолжают жить в таких развлекательных программах, как музыкальная комедия.
Несмотря на то, что я, может быть, первый автор, который указывает, что вокальная музыка — это форма программной музыки, существует много признаков, сознательно или бессознательно признанных, подтверждающих это; отсюда и объясняется существование обоих песенных направлений, о которых я упоминал. Так как вокальная музыка стала более подражательной и, следовательно, более конгруэнтной, то еще и сегодня пишутся колоратурные вещи (хотя могут быть исключения), если есть на то резон, например, имитация птичьих голосов или других фигуративных звуков природы. Что касается не имеющих колоратуры песен, то соответствующая атмосфера порождается через возвышенность жанра, в то время, как вокальная партия склонна к декламационному характеру, как доказывают песни Дебюсси, Равеля и других.
В вокальной музыке есть две формы подражания: подражание модуляцией или изменением тона и подражание всяким звукам, на которые намекает поэтический текст, Под подражанием модуляцией подразумевается попытка передать в музыке изменение голоса или интонации, когда декламируется или проговаривается определенное стихотворение. И вот здесь-то даже самые именитые композиторы допускали промахи, так как-либо не облагали драматическим чутьем, либо оно было недостаточно и нелогично. Настоящие драматические эффекты достигаются модуляцией, а не простым подражанием. Композитор, который является настоящим художником, стремится к тому, чтобы модуляция была усилена мелодией и дополнительно поддержана через подражательную и мелодраматическую побочную игру в сопроводительной музыке.
Для сочинения подражательной музыки, которая заслуживает названия «искусство», существенно быть подражающим новым способом, то есть одновременно показать логичность и согласованность. Кроме того, тщательно взвешенные намеки, как правило, художественнее, чем чистый реализм. Сочинители песен более высокого класса, такие, как Дебюсси, Равель, применяли этот прием, используя аккомпанемент как вид декорации для того, что поется.
Более богатое оформление гармоничных художественных средств композиторы-песенники полагали на интерпретаторов-певцов. Во времена относительно малого использования диссонансов благозвучие должно было служить для подражания бурной или печальной эмоции. В балладах, например, одно и то же сопровождение использовалось для различных строк, очень сильно отличающихся друг от друга по эмоциям. Отсюда певец-интерпретатор не имел драматической поддержки через музыку аккомпанемента. Сегодня же разбуженный композитор употребляет множество гармоничных средств, когда хочет выразить соответствующее множество эмоций, независимо от того, меняет он при этом мелодию или нет. Если он захочет придать грубой, отталкивающей эмоции дополнительную силу, то он напишет резкий или, относительно говоря, некрасивый диссонанс; для подчеркивания нежной эмоции он выберет соответственно звучащее благозвучие и т. д. Другой художественный прием состоит в том, чтобы изменить лишь одну ноту в мелодии, соответственно измененной модуляции голоса, которая будет востребована определенным словом, появившимся в последних строфах в сравнении с начальными.
Не обязательно продолжать далее этот ход мыслей, но что в песнях речь идет о разновидности программной музыки, и что слушатели могут быть привлечены в концертные залы причинами, которые связанны не только с желанием послушать чисто музыку, и, что даже эти слушатели в большей или меньшей степени будут подвержены влиянию этой музыки — остается фактом. На вопросы «как?» и «почему?» объяснение, однако, будет дано позднее.
Глава 3. Проблемы инспирации и вымысла
Эти проблемы приводят нас к одному из самых важнейших аспектов музыкальности: сам дар вымысла и все то, что он обозначает и включаем в себя. Мы приступаем, согласно высказываниям некоторых композиторов, к священной теме, по меньшей мере, это впечатление возникло бы из их высказываний и умалчивании, когда речь заходила об определении сути инспирации /вдохновения/, В подтверждение этому цитата: «Большая трудность при исследовании подобного рода состоит в том, что некоторые композиторы усматривали неподобающее любопытство и дерзкую затею в снятии покрывала с самой священной области, святая святых их искусства». Но почему они должны рассматривать этот запрос подобным образом? Инспирация может быть в определенном смысле чем-то таинственным, все же это не делает ее настолько святой, чтобы не быть проанализированной, насколько анализ этот вообще возможен. В любом случае инспирация обычно ассоциируется с красотою, а красота стоит попытки быть понятой, насколько бы ни сложна была эта задача.
Джеймс Брэнч Кебел /James Branch Gabell/ в своей книге «Пустяки и молитвенники» /»Strans and Peiduer Books»/ очень полно выразил основной принцип креативного /возрастающего/ письма, что его замечания, хотя они относятся к литературе, с незначительной ассимиляцией, могут быть применимы и к сочинению музыкальных произведений. «Романист», — говорит он, — «будет писать в такой форме, которая интересна и привлекательна для него, а ритмы он будет создавать так, чтобы они были приятны его собственному слуху, и выбор тем его творчества будет определен тем, что он лично находит интересным. Ибо серьезный писатель-прозаик будет писать в первую очередь для своего собственного удовольствия, для душевной экологии, с одной стороны, но главным образом, все же с филантропической скрытой мыслью: передать вещи, которые он сочиняет всем тем, кому придутся по вкусу эти болеутоляющие средства. И, делая это, он будет удовлетворен». Далее Кебл говорит, что в нем существует неотразимая потребность избежать привычек и обычая, что он более решителен в преодолении скуки, чем его близкие, а следовательно его задача — избегать скуки пресыщения в доверенных ему вещах.
Если мы все эти наблюдения перенесем с уровня литературы на уровень музыкального произведения, то мы поймем в каждом отдельной случае непосредственную благоразумную причину сочинении композитора, а именно: что ему нравится, а это совершенно ясно и недвусмысленно, такого рода композиция. Если он плохой музыкант, то она нравится только ему одному, если же он хороший музыкант, она нравится также и другим, либо сразу, либо с течением времени. Можно даже расценивать величину композитора по его способности быть недовольным обычным и традиционным. Композитор средних способностей довольствуется идеями из вторых рук, в то время, как другие композиторы удовлетворяются только идеями из первых рук и естественно их знаменитость частично основывается на их терпении трудиться над такими идеями. Утверждение, что гениальность есть неограниченная способность трудиться, является только второй половиной правды; первая же половина, это неограниченная способность быть неудовлетворенным. Я добавлю, что оба эти положения должны быть восприняты не буквально, принимая во внимание то, что гениальные люди, не говоря о их работоспособности, часто бывают чрезвычайно нетерпеливыми. И эта теневая сторона произнесенной правды, настолько же не верна; как и первая. Сравнением с плохими или неизвестными композиторами (причем, я совершенно не беру во внимание, из-за очевидности причин, сочинителей только ради денег), этот факт будет только подчеркнут, Молодая женщина, открывшая для себя, что она в какой-то мере может сочинять, часто считает сочиненную ею песню чем-то более серьезным и чудесным, чем гений свое последнее мастерски написанное произведение. Это впечатление важности и восхищения в определенной степени может относиться к слишком легко достигнутому чувству удовлетворения, если речь идет о музыкальных идеях; как уже было объяснено, это указывает на соответствующую неспособность скучать, однако это удовольствие было вызвано также определенным предпочтением к своеобразности, нашей предполагаемой молодой женщине иногда удается получить новое впечатление, сочиняя песню, и она в этом находит удовольствие: с художественной точки зрения ее успех, все же не имеет ценности, ибо ее привлек лишь аспект своеобразности, который для других, кроме нее, может оказаться скучным. А на деле, она воплощает различие между мастером-музыкантом и музыкантом мало значительным. Музыкант-мастер, сочиняя для собственной радости, доставляет радость и другим. Незначительный музыкант тоже сочиняет для собственной радости, но не в состоянии порадовать других, хотя бы даже тех, чье мнение для него ценно.