Музыкальный приворот
Шрифт:
Глядишь, Нинель и с ума вовсе сойдет. Связались, называется, с группой 'На краю'. Сами на краю дурдома оказались.
– И что вы на крыше делали?
– Поинтересовалась я. Курсовая оставалась на ночь.
– Сидели, пили вино, ели шоколад, смеялись, точнее я над ним смеялась, а он был серьезным, как дедушка Лесовик. Он был таким угарным! Сидел, сидел и вдруг спросил:
– Королева, тебе Кей нравится?
Нинка чуть не подавилась новым кусочком горького шоколада с цельным миндалем.
– В смысле?
– С трудом откашлялась она.
– В прямом, - грустно улыбнулся
"Откуда рыло знает? Неужели моя симпатия Кеечке так заметна?"
– А тебе-то что? Ревнуешь дружка ко мне?
– Попробовала отшутиться Нинка.
– Я серьезно, - не глядя на блондинку, вновь спросил парень.
– Нет, - легко соврала ему Журавль, в голове которой сидела навязчивая рисованная картинка: тетя Эльза оставляет все завещание ей одной. Келла же на рисунке был изображен в роле печального синенького мостика, натянутого между двумя родственницами Журавль.
– Хорошо, - несколько повеселел доверчивый ударник 'На краю'. Они сидели абсолютно молча минут двадцать, и оба смотрели то на черно бархатное небо, которое, впрочем, с восточной стороны уже чуть светлело. Иногда они почти что синхронно переводили глаза на серые спящие здания, или на многочисленные неоновые огни, пытающиеся завлечь покупателей даже ночью. Изредка поглядывали на месяц, около которого кто-то очень щедрый насыпал кучу звезд. Нинке почему-то скопления небесных тел напоминали неприличное слово из трех букв, и она изредка хихикала и ела шоколад, которым предусмотрительно запасся Келла в больших количествах. Сам он просто пил свое вино, взбалтывая его и сосредоточенно глядя на рубиновый напиток.
– Холодно, - сказала первой блондинка.
Келла без слов посадил ее к себе на вытянутые ноги и, прижав к груди, обнял.
– Ты сегодня ну очень странный, котенок мой облезлый, - высказалась, наконец, Ниночка.
– Да?
– О, да. Ты что-то хочешь мне сказать?
– Нет, Королева. Я просто хочу с тобой так сидеть.
– Просто сидеть?
– Уточнила девушка.
– Просто-просто. Ну, можно поехать ко мне домой?
– На чашечку кофе.
– Утвердительно произнесла девушка.
– Да, - согласился Келла.
– Да не за что, осел. Сам себя чашечкой кофе угости.
– Было ему ответом.
– Любая дура знает, что такое эти ваши "чашечки".
– Я тебя люблю, - неожиданно невпопад сказал Келла.
– Меня многие любят, - усмехнулась блондинка, не показывая ему, как она довольна.
"Я тебя сделала, сделала, сделала, - думала он про себя, совершено забыв про то, что Келла вроде бы "привороженный".
– Можно я закурю?
– Валяй. Давно куришь?
– Нинке надоело сидеть, и она поднялась к неудовольствию парня с его колен. Невзначай она задела коленкой его плеча.
– Давно. Лет с тринадцати. Ты пробовала когда-нибудь?
– Естественно. Это одна Катя у нас умничка, и ничего такого… Не дыми на меня, папа будет ругаться, если почувствует запах.
– Строго добавила девушка.
– Твой папочка обнюхивает твою одежду?
– Тысяча демонов, ты такой кретин. А ты меня по-настоящему любишь?
–
– Нет, по искусственному, - отвечал ей он, раздраженный сверх всякой меры.
– Идиот, - мигом надулась его Королева, усевшись на самый край крыши и болтая в воздухе ногами.
– Эй, - обеспокоился Келла, - не навернись, мне в тюрягу не хочется из-за тебя попасть.
– Почему из-за меня? Если я упаду, то ты тут чисто теоретически виноватым не будешь, мой мальчик.
– Твой милейший папочка подумает по-другому. Кстати, как у нас дядя Витя со свой машинкой поживает?
– Отлично, - скривилась Нинка, которая вчера умудрилась поссориться с папой из-за последнего стакана их любимой газированной воды. Выиграл глава семьи, заставив эгистку-дочь обвинить его в жадности и в узурпаторстве. В результате дядя Витя разозлился и начал орать на весь дом. Мама Нины с трудом утихомирила обоих, приготовив вкусный ужин - еда всегда заставляла всех представителей этой славной фамилии успокоиться. А все вчерашнее утро Журавль-старший читал ей нотации о вреде споров детей с отцами.
– У нас в следующее воскресенье День Семьи, - задумчиво произнесла Нинка, - придешь, ясно?
– Зачем?
– Жениться на тебе хочу, - Хихикнула светловолосая девушка.
– Объявлю родственникам-идиотам, что у нас помолвка.
– Нин, меня на следующей неделе не будет, - не слушая ее, произнес молодой человек.
– А День Семьи?
– Проорала Ниночка ему в ухо и даже подергала, наконец, за цепочку пирсинга. Отец вновь устраивал большой семейный обед, где обязательно должна была быть тете Эльза.
– Тише, Королева, не надо.
– Убрал Келла ее руку.
– В воскресенье я приеду к тебе. А ты как следует сдавай свои зачеты. Лады?
Журавль с интересом уставилась на музыканта, курящего сигарету.
– О, милый, да ты никак умом тронулся? Какая забота обо мне, любимой. Ты точно будешь на Дне Семьи?
– Да, я ведь пообещал, - отчего-то был серьезным молодой человек.
Нинка удовлетворенно кивнула. Виктор Андреевич не пережил бы отсутствие столь ценного кадра, как синеволосый, на своем семейном ужине. Он даже почти смирился с пирсингом и синими волосами, а также с манерой одеваться этого 'уличного обормота', и даже почти прости ему историю с цветами и запиской.
– Чтобы эта твоя Охренелла была, дочь, - говорил глава семи Ниночке, - кстати, а как твою Акапеллу нормально зовут? А то неудобно людям представлять. Подумают еще, что он женского пола. Неприятность выйдет тогда.
– Я не в курсе насчет имени, - растерялась Нинка. Ей в голову не приходило узнать у поклонника с эксцентричной прической, каково его настоящее имя.
– Не знаешь?
– Удивился Виталий Андреевич, - не говорит, что ли?
– Не говорит, - подтвердила дочь.
– Наверное, его родители-шизоиды назвали парня как-то совсем зверски. Я бы в таком случае тоже не говорил бы.
– Всегда радовался Ниночкин родитель чужим проблемам, пусть даже они были связаны с именем.
– Он какой-нибудь Марфусаил, или Бустафа, или Жан, или Цезарь какой-нибудь занюханный.