Мы были суворовцами
Шрифт:
Как мы готовились к проводившемуся Борисом Васильевичем раз в месяц заседанию нашего кружка! Академик Греков, знаменитые Ключевский и Соловьев, историк-революционер Покровский, Ленин, Сталин. Весь рекомендованный нам Борисом Васильевичем материал (а был он очень большим, не меньшим, чем дается студентам исторических факультетов, Боря не делал скидки на наш юный возраст, он нам так и говорил: "Хотите знать больше, изучайте, вникайте в материал, как студенты!") нужно было перелопатить, взять самое главное, ибо на выступление отводилось не более пятнадцати-двадцати минут. И мы залезали в такие дебри исторических наук, что без помощи опытного, знающего педагога вылезти из них не могли и бежали за помощью к нашему Боре. Мы коллективно
А Борис Васильевич умело вел свой семинар, вовремя утихомиривал страсти, иногда сам подбрасывал в разгоревшийся костер спора охапку вопросов. И мы хором наскакивали на нашего руководителя, смело атакуя его. Он и сам порою так увлекался, что не замечал этого, вступая с нами в шумные дебаты. А какой это был замечательный рассказчик! Он нам рассказывал такое, что ни в одном учебнике не прочтешь. Однажды Борис Васильевич прочитал нам отрывок из своей работы, которую он начал писать еще до войны, - "Ханский ярлык", про Ивана Калиту. И мы, затаив дыхание, слушали, как вызванный в Орду московский князь Иван Данилович по прозвищу Калита, перешагнув порог ханского шатра, бухнулся на колени и ползет, ползет к ханскому трону, на котором грозный раскосый владыка мира пьет кумыс. Калита наконец добрался до ног хана и подобострастно стер с его парчевого халата капельки оброненного кумыса. Это татарину понравилось ...
В своих рассказах кружковцам или в изложении материала на уроках Изюмский давал нам такие знания, приводил такие факты, что мы поражались, откуда он берет все это, откуда черпает свои знания? Лишь многие годы спустя я понял, что знания, как крупицы алмазов, рассыпаны во многих трудах ученых, в сотнях, тысячах книг литераторов. И эти знания нужно добывать самому. Добывать настойчиво, старательно и скрупулезно, не жалея ни сил, ни времени. Только тогда, на мой взгляд, эти знания, добытые твоим трудом, переработанные твоим мозгом, будут прочно сидеть в памяти и верно служить и тебе и другим.
...- А как нас увлекал Борис Васильевич!
– вспоминает Коля Шапошников. Помню, на кружке он попросил нас написать рассказ о Спартаке. И чтобы не было предвзятости при оценке наших рассказов, мы подписались псевдонимами. И какова была моя радость, когда лучшим при общем мнении оказался рассказ под псевдонимом "Буратино". Это был я! А выиграл мой рассказ тем, что я его вел от участника спартаковского восстания.
7. Тонкий географ Зимовейский
Одним из интереснейших педагогов был преподаватель географии капитан Зимовейский Ермолай Степанович, внешность которого отнюдь не внушала нам любви к нему. Длинное лошадиное лицо, немигающие, как у совы, глаза, на пре
красном сократовском лбу темно-синий желвак, на тонком носу бородавка. Но какой это был тонкий, прекрасный рассказчик! Его рассказы - это красивые повести о диких племенах Африки, о ее прекрасной природе, животных. Будто бы он сам побывал там и видел всю эту красоту своими глазами. Рассказы доктора Гржимека о Серенгетском заповеднике в Кении, которые я прочитал многие годы спустя, бледнеют в сравнении с рассказами об Африке нашего Зимовейского! А какие прекрасные сравнения, сопоставления, какими эпитетами награждал наш географ героев своих рассказов, будь они животными
Но в отличие от Изюмского Ермолай Степанович был добр и деликатен до щепетильности. У него даже лентяи краснели и испытывали неловкость, когда он вызывал их к доске. Они давали слово вызубрить всю тему и ответить ему в следующий раз. В ответ слышали: "Нет, голубчик, вы сегодня же, э-э-э, выучите-то, чего не знаете, а я вечерком, э-э, приду и мы с вами побеседуем на эту тему, хорошо? Вы не возражаете? Ну и прекрасно!". И "голубчик" должен был сидеть в свое свободное время, читая сухую, лишенную всякой романтики описательную географию, чтобы сегодня же ответить урок нашему деликатному. Зимовейскому. Точно в назначенное время дверь класса бесшумно открывалась, в нее робко просовывалась лошадиная голова географа и, отыскав глазами должника, останавливала на нем свой колючий, немигающий взгляд. Затем безмолвно подымалась рука и перстом манила к себе, мол, идите сюда, голубчик. Тот понуро поднимался и выходил из класса отдавать должок.
Через некоторое время должник, возвращался словно нашел червонец! Вы думаете, он отвечал вызубренный урок? Э, нет! Глубоко ошибаетесь, вы не знаете нашего Зимовейского! Задав несколько точных вопросов нашему лентяю и убедившись, что тему тот знает, Ермолай Степанович начинал вдохновенно рассказывать. Он не повторял того, что говорил на уроке, он рассказывал новое! Вот мы пробиваемся через дремучие, непроходимые пампасы Амазонки, умираем от жажды в песках Сахары, боремся с леденящим душу холодом вместе с экспедицией Пири к Северному полюсу. А потом открываем райские острова в Тихом океане вместе с Джеймсом Куком ...
Я не оговорился, написав "мы". Именно мы, в том числе и я. Быстро смекнув, что лучше один раз услышать захватывающий рассказ Зимовейского, чем десять раз прочитать 2 - 3 листа из учебника, я прикинулся дурачком и ... попался на удочку к географу. За мной 3 - 4 моих товарища, такие же хитрецы, если не больше. И вечерком того же дня несколько "лентяев", картинно повесив головы, виновато шмыгали из вечернего класса..., чтобы, разинув рты и развесив уши, слушать рассказы нашего преподавателя географии.
8. Энциклопедический Костак
Ребята старших классов в превосходных степенях отзывались о старшем преподавателе истории Костаке Евгении Николаевиче. Его эрудиция, энциклопедические знания не только по истории, но и по литературе, подробности жизни великих людей и событий прошлого просто удивляли старших ребят, а среди них были неплохие эрудиты. Мы с интересом и любопытством глядели на этого скуластого, небрежно одетого человека, когда он рассеянно пробирался сквозь нашу ребячью толпу в классы старших рот. А мы ему вслед шептали: "Костак пошел, Костак! Вот бы его послушать!"
Как-то раз, сидя в читальном зале и увлекшись очередной интересной книгой, я не заметил, как читальный зал заполнили "старики" и офицеры старших рот. Это начинался семинар литературного кружка, который вел Костак. Бесцеремонно попросили и меня удалиться, я же стал просить разрешений присутствовать на этом семинаре. Евгений Николаевич снисходительно улыбнулся и сказал: "Пусть малец поприсутствует, пусть послушает наши дебаты".
Я забился в дальний угол и приготовился слушать, о чем будут говорить мои старшие товарищи. А они разбирали какую-то современную пьесу, я не помню ее названия, но по выступлениям ребят понял, что она им не понравилась. Но до чего же старшие ребята хорошо, со знанием дела и материала раздраконили ее! Причем, не было ни горячки, ни выкриков, свойственных нашим дебатам, когда дело доходило чуть ли не до рукопашной. Нет, здесь была вежливая, но хлесткая критика. Капитан Костак никого не перебивал, молча кивал головой. Но по его глазам, по вежливой полуулыбке было видно, что не по душе ему это критиканство.