Мы были суворовцами

Теренченко Николай Иванович

В те времена фильмов было мало, даже довоенных. И самым любимым фильмом ребят был "Чапаев", который я видел еще до войны, затем десятки раз в военное время и даже после войны. Этот фильм никогда не надоедал, и мы, мальчишки, знали его наизусть. Каждый жест Чапаева, Петьки и даже второстепенных героев фильма был изучен, каждое слово, целые монологи мы знали и могли повторить. И когда офицер-воспитатель выходил из класса, встает бывало, со своего места этакий "Чапай" лет семи-восьми и спрашивает своего товарища по парте; "А ну-ка, скажи мне, если белые наступают, где должен быть командир?"... Или другой "Чапай"

говорит назидательно другу, разглядывая шишку на его лбу: "Ты ранен? Ну и дурак! Ты боевой красный командир и подставлять (пауза) свою голову под каждую дурацкую пулю (двойная пауза) не имеешь никакого права!"

Особый эффект вызывало следующее действие: нарушая мирную тишину, кто-либо вставал, резко, как выстрел, хлопал крышкой парты и петькиным голосом орал на весь класс: "Тихо, товарищи, "Чапай" думать будет!".

Новых картин было мало, и "Чапаев" все скакал и скакал на своем боевом коне в наши кинозалы. Когда дядя Саша (так звали нашего киномеханика) проходил мимо нас с коробками для кинолент, мы ему задавали традиционный вопрос: "Что привез, дядя Саша?" А он в ответ: "Чапаева". Кто-то из толпы: "А когда перестанешь возить "Чапаева?"- "Мальчики! Как только Василий Иванович переплывет на ту сторону Урала, так сразу и перестану". Появлялась вера, что все-таки Чапаев переплывет! И шли вновь и вновь смотреть "Чапаева" с надеждой на чудо.

"Александр Невский", "Минин и Пожарский", "Богдан Хмельницкий", "Георгий Саакадзе", "Суворов", "Кутузов", "Щорс", "Котовский" - все эти фильмы сыграли большую роль в воспитании духа патриотизма, любви к нашей многонациональной советской Родине, к нашим далеким и близким героическим предкам не только в нас, суворовцах, но и у всей советской детворы, всего народа.

Да, подавляющее большинство моих сверстников жили в войну впроголодь, испытывая жесточайшие лишения, очень многие из них работали у станков, на колхозных полях, помогая взрослым ковать Великую Победу над фашизмом. А на нас с экранов кино глядели суровые лица наших далеких предков, вливая в нас новые силы, поддерживая великую веру в торжество справедливости, силу разума и гуманизма.

Чудесное свойство настоящего искусства благотворно влиять на душу и сознание масс было сильнее офицерских речей и директив и помогало нашему многострадальному народу выдюжить, выжить в то военное лихолетье.

11. Уроки немецкого

Самым удивительным, запоминающимся было то, что с первого класса мы стали изучать иностранный язык. Наш взвод изучал немецкий язык, а гавриловский взвод английский. На класс было всего четыре учебника немецкого языка довоенного издания. Фамилия нашей первой преподавательницы немецкого тоже была немецкой Фогельсон Марта Яновна. Она была уже немолода и уж очень походила своим обличьем на мышь. Мы тут же окрестили ее деликатным немецким словом "Maus" (Мышь). Но как же Марта Яновна добра к нам, как терпелива в объяснении довольно сложного для усвоения материала! Иногда она расставляла нас по всему классу и играла с нами в незатейливые детские игры и все на немецком языке!

Только мы стали более или менее "шпрехать", как к нам пришла новая преподавательница. Это была поистине "железная немка" по фамилии Харламова. Среднего роста и возраста, плотная, очень энергичная и по-своему симпатичная. Ох,

и

жучила же она нас! По восемь-десять человек успевала она спросить за один час урока, не забывая при этом объяснить и новый материал. Офицер-воспитатель схватился за голову, заглянув через неделю после ее прихода в классный журнал, - сплошные колы и двойки! Только что благополучный класс превратился в сплошных двоечников по немецкому языку.

– Ничего, ничего, у вас отличные, способные мальчики, - бодро успокаивала взводного наша "Харламиха", - я из них сделаю настоящих немцев!

А как она проводила свои уроки! Быстро войдя в класс и поздоровавшись с нами не по-уставному: - Здравствуйте, мальчики!
– она, энергично потирая руки, как бы предвкушая удовольствие, с хода начинала опрашивать "мальчиков" по предыдущей теме. Вызывала к доске сразу четырех человек. Двоих с лицевой стороны доски заставляла спрягать по два-три глагола в настоящем и прошедшем времени, двое других на задней стороне доски-вертушки вспоминали склонение нескольких существительных мужского, женского и среднего рода. Задания этим четверым были даны так хитро, что ни списать, ни подсказать не было никакой возможности.

За подсказку она ставила непременный кол. Пока эти "страдальцы" под неусыпным надзором "железной немки" отдувались у доски, она быстро опрашивала с места еще нескольких человек. Стоило кому-то задуматься и сделать большую паузу, следовал певучий голос: "Материла не знаете, ставлю вам "два". Одному "два", другому, третьему.

А как она боролась за наше произношение! Хваталась за голову, смеялась, вышучивая наше рязанско-саксонское произношение. И все остро, метко и, самое главное, не обидно.

В классе на ее уроках всегда стоял шум и гам, а то и веселый смех. Мы спорили с нею, укоряли за излишнюю требовательность и строгость, а она в ответ укоряла нас за леность и нежелание учить язык великого Гете, Шиллера и Маркса... "И Гитлера с Геббельсом", - ехидно ввернул кто-то в ее речь. "Врете, паршивцы!" - Харламова гневно стукнула кулаком по столу. "Ни Гитлер, ни Геббельс не определяют народ и его язык!". Это был один из редких случаев, когда мы видели нашу Харламову в большом гневе.

Однажды в класс вошел, привлеченный шумом, начальник учебной части в большом звании и строго спросил: "Что здесь происходит, почему в классе нет дисциплины?" Харламова, вытянувшись в струнку в таком же тоне произнесла: "В классе нормальная учебная обстановка, идет нормальный процесс обучения. Не мешайте мне, пожалуйста, покиньте класс!" Начальник молча покинул класс, а мы были поражены смелостью и независимостью нашей преподавательницы. В училище ходили слухи, что Харламова еще и не так отвечала некоторым начальникам педагогики, смело отстаивая методы и принципы обучения.

Она мало когда жаловалась на нас нашим командирам за наши порою дерзкие выходки, а мы, как ни странно, почему-то не обижались на нее за строгость к нам и многочисленные "двойки". Через некоторое время Харламову отозвали для работы на иностранном факультете нашего Новочеркасского политехнического института, и к нам пришел новый преподаватель немецкого языка, совсем еще молоденькая младший лейтенант Фридрих Мария Романовна. Она была поражена отличным знанием своего предмета в нашем классе, кого не спроси - быстрый и четкий ответ с почти правильным немецким литературным произношением.