Мы – чемпионы! (сборник)
Шрифт:
Судьба свела меня тоже со студенткой, и ей тоже было восемнадцать лет, но мне не четырнадцать, как тогда, а двадцать три года, и студенток и тёток разных мастей и калибров к тому времени, перефразируя Есенина, повидал я и попробовал в тёмных углах немало.
Её звали Гуппи.
Не знаю, да так и не узнал, почему у неё было такое рыбье прозвище, но Мариной её никто не называл, а все друзья и подруги однокурсники называли её так, на что она радостно и весело отзывалась.
Весь этот своеобразный Дом отдыха был заполнен исключительно студентами,
Иногда готовилось даже мясо, вкусом напоминающее подошву кирзача. А также компот из сухофруктов с одиноким фиговым листом, почему-то называемый в меню: «Компот домашний».
Очевидно, что все эти сухофрукты действительно находились дома, но у шеф-повара. Там же, собственно, где и вышеупомянутое мясо, прописанное в мятом листке меню химическим крандашом как «рагу домашнее с овощами».
Из овощей там была картошка мёрзлая галимая – первым и последним компонентом этого шедевра кулинарного исскуства.
Зато на столах на восемь человек на завтрак, обед и ужин всегда и без ограничений лежали огромные, размером с хуй негра, солёные огурцы.
Они пользовались особым спросом, их выносили с собой в больших количествах на закуску.
Со времён моего пребывания в пионерах в окрестных «сельпо» мало что изменилось, и тот же самый портвейн с той же самой водкой продавала пергидрольная Нюрка или Клавка с огромными сиськами наперевес.
Одна даже, о боже, узнала меня и назвала по имени, хотя прошло без малого десять лет. Оказывается, никто в таком молодом возрасте, как я тогда, не хватал её самым наглым образом за жопу и сиськи одновременно и даже – я не побоюсь этого слова – за манду.
По такому торжественному случаю Нюрка отпускала мне водяру хоть и из-под полы, как всем местным синякам, зато без переплаты – по государственной цене.
От непрозрачных намеков на секс, а по-русски говоря, на банальную еблю в подсобке винного магазина, и от самой разнузданной ебли я благополучно соскочил, ведь все мои мысли были только о Гуппи, и только о ней одной.
Всю жизнь, да нонешних седых мудей, чего греха таить, я был «однополчанином». Что, думаю, не редкость, несмотря на бравурные рассказы друзей-однокурсников о якобы немыслимых подвигах, совершаемых ими в гнусных общагах и на грязных матрасах, наперегонки с клопами, тараканами и прочими гадами, рискуя получить болезненный укус от ползучего инсектоида в жопу. А то и того хуже – в елду или яйца.
Но Гуппи!!!
Это было необыкновенное и, врать не буду, единственное такое приключение за мою такую насыщенную и долгую сексуальную жизнь.
Уже сейчас, дело прошлое, впоминая всё это как прекрасный эротический и художественный фильм, пытаюсь понять, но не могу – почему у меня с ней так всё это происходило? Ну честно, и поныне не могу уяснить, почему.
Что???
Что же происходило, дорогой читатель?..
А происходило вот что.
Распорядок студенческого Дома отдыха был прост и незамысловат, на все десять дней каникул.
Завтрак, катание на лыжах, Обед, катание на лыжах, Ужин, культурно-массовые мероприятия или попросту только набиравшие в ту пору силу дискотеки, приправленные водкой, портвейном и, чего греха таить, – бытовой еблей со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде ранних студенческих свадеб, разбитых сердец, декретных отпусков и прочей сопутствующей бадяги, вплоть до отчисления.
Гуппи ничем не выделялась среди прочих студенток: зелёные шаровары, шапочка с помпоном, румянец на щеках.
Задорная и весёлая, рыженькая, с милыми веснушками.
Обыкновенная, такая же, как все. Но и я, положа руку на яйца, тоже был не Ален Делон. А обыкновенное лицо некоренной национальности с наглой мордой.
После нашего знакомства прошло не более суток, как мы оказались в одной койке.
Жили почти все по два человека в комнате, и, по доброй традиции, мой сосед по комнате занялся её подругой, а я отправился ночевать к Гуппи.
Вот тут всё и началось.
Обычно после первой же палки я засыпал или уходил, в редких случаях дотягивая до второй, да и то уже под утро, или точнее – утром.
После первого же коитуса я почувствовал, что стояк продолжается.
И он продолжался и час, и другой. За неполных два часа я стал восьмипалчаниным. Восьми! Да!
Практически не вынимая.
Как, почему? Не знаю, ну не знаю до сих пор.
Причём Гуппи не проявляла практически никакой активности, а лежала неподвижно, повернувшись ко мне задницей, покрытой тоже рыжими веснушками.
Так продолжалось все волшебные почти что десять дней.
Днём мы ходили на лыжах, а по ночам я шпендефорил Гуппи, не вынимая елды. Практически до её, елды, посинения.
На лыжах я ходил в телогрейке зелёного цвета, подпоясанной солдатским ремнём. На голове же была ещё та армейская пилотка без звёздочки.
Пригодилось привезённое из армии барахло – ведь помимо парадной дембельской формы был ещё и армейский вещмешок, забитый под завязку, мама не горюй.
За это от студентов Дома отдыха я получил характерное погонялово. Солдат – так меня стали звать.
Острые на язык подруги прознали про наши ночные похождения, а может, это сама Гуппи расказала им про это – непонятно.
Но девчонки хохмили в полный рост и на вопрос, почему Гуппи не пришла сегодня на завтрак, отвечали с ехидным смешком:
– Она умерла под солдатом.
Но не умерла, конечно, а банально мочила харю до десяти утра после такого рапоясавшегося «многополчанина», как ваш покорный слуга.
Завтрак я старался не пропускать, старательно набивая рот кашей и хлебом, памятуя о здоровье хорошем. Которое мне ещё ох как понадобится в ближайшие дни, несмотря на грозные предостережения Горбатого из культового фильма «Место встречи изменить нельзя».