Шрифт:
МИХАИЛ ГРЕШНОВ
МЫ ДАЕМ ДОЖДЬ
1
– То, что вы предлагаете, извините меня, - совершеннейшая утопия!
– Железные дороги тоже считались утопией.
– Вы хотите сказать...
– Наш коллектив...
– Я уже слышал: коллектив, опыт... Но ведь это, вы сами утверждаете, только опыт!
– Всякий опыт - шаг в будущее.
– Девушка, вы отнимаете у меня время!
Говорить было не о чем, все рушилось - планы, поездка. И все же Галина не удержалась от резкости. Ей было двадцать два года, и она верила, что если не у министра, то где-то в другом месте их поймут и помогут, -
– Пойдем, Виктор!
– решительно встала она.
– Мы тут ничего не добьемся!..
Лифт с тринадцатого этажа опустил их в светлый просторяый вестибюль. Все здание Министерства строительных материалов было сверкающим, как кристалл. Для себя строители не поскупились ни в чем; словно гордясь, вложили в здание синтетику, пластик...
– Не сумели мы объяснить!
– с огорчением сказал Виктор. Если б Андрей Витальевич...
Но Андрей Витальевич болел, а дело, с которым, они пришли к министру, разъяснить было не просто. Море электричества, изменение климата... И для этого нужен политрон. Тысячи тонн политрона!
– А мне кажется, он упрямый, как... как...
– Девушка подыскивала слова, чтобы выразить возмущение несговорчивостью министра, - как тут не возмущаться, если они толковали об открытия целый час и все впустую!.. Но вдруг ей приходит мысль, что министр не так уж неправ. А ну-ка - являются двое откуда-то из пустыни, и, пожалуйста, дайте им политрон. Не сколько-нибудь, а вымостить чуть ли не весь Аральский берег! Видите ли, на озере Волчьем - названьице, ничего не скажешь!
– группа энтузиастов поставила опыт. Точнее не группа - исследовательский центр Уральской Академии наук, все это они разъяснили министру. "Но почему же просит не Академия, а вы?" - спросил министр. Разговор обострился, прозвучало слово "утопия"...
И все-таки есть открытие! Они посланы коллективом как представители.
Шли по улице Горького. День только что начался, по тротуарам лилась нескончаемая река пешеходов. Люди разговаривали о своем, улыбались, спешили. Только нашим героям было не до улыбок.
Против здания с телеантенной на крыше Виктор остановился:
– Надо вызвать Андрея Витальевича.
– Его же нельзя!
– А что делать? Срывать командировку?
В самом деле, что предпринять? В Москве ни одной знакомой души. Виктор, конечно, прав: никуда больше не ткнешься, кроме как к Андрею Витальевичу. Галина это понимает. И перед своими, на Волчьем, надо же отчитаться... "Волгину послать, - настаивал Дорошенко, - характер у нее твердый, настойчивая". Вот тебе и настойчивая... И как это разговор с министром обернулся на резкость? Галина ругает себя: надо быть сдержанней.
– Ну что, Галя?
– Виктор смотрит ей в лицо. Все, что она говорила в кабинете министра, он одобрял. Даже любовался подругой. Потом уже, когда спустились на лифте, понял, что все сорвалось. И все же мог ли он упрекать Галину, если Галина единственная - и говорит, и ходит не так, как все?.. Виктор вздыхает. То, что Галина лучшая из всех девушек, несомненно. А вот с министром поговорить не сумели. Что скажут ребятам?.. Его тоже рекомендовал Дорошенко: "Буянов - трезвая голова, в трудных случаях найдет выход"...
Беспокоить Андрея Витальевича - не лучший выход. Это значит признать поражение. Но вернуться с пустыми руками было бы еще горше. Вот и Галина, кажется, поняла его.
Вместе они перебегают улицу...
Переговорная видеосвязи полна, народу. Табло на два этажа в главном зале переливается разноцветными квадратами и кружками.
"Тянь-Шань"...
– ищут свою линию Галина и Виктор. Семнадцатое окно.
– Как подпишем телеграмму, - спрашивает Галина - срочная?
– Необходимая...
Виктор заполняет служебный бланк, подает в окно.
– Канал освободится через восемь минут, - говорит оператор, фиксируя их время на перфоленте.
– Ждите!
В кабине зеленовато-голубым светом горит экран. Он овальный, как иллюминатор, и чем-то напоминает вопросительный знак. Наверное тем, что под ним светлеет пятачок динамика, связывающего кабину с операторской. Галина и Виктор молча смотрят на вопросительный знак. Настроение у обоих паршивое.
Андрей Витальевич заболел внезапно. Ни на что не жаловался, и вдруг - сердце. Об этом сообщили уже из санатория Алма-Арасан, разрешили связь, но скоро прервали: без крайности больного не беспокоить. Группа работала, крайностей не было.
Потом начали спорить, выдумали поездку, и вот, извольте, - отказ... Разговор с Андреем Витальевичем не обещал ничего хорошего.
И когда с экрана гляяуло похудевшее, истомленное болезнью лицо академика, Галина начала с главного:
– У нас неудача, Андрей Витальевич...
На Волчьем озере в успехе не сомневались. Расчет был правильный: пока Академия рассматривает результаты опыта, вопрос о политроне надо решить. Не говоря о битуме - битум не считали проблемой. Конечно, и здесь через Академию действовать вернее, но - медленно, а всем хотелось быстрей, одним махом. Была в этой спешке определенная слабина, кое-кто возражал, но в общем надеялись на свою энергию, натиск, да и Андрея Витальевича хотелось порадовать: вернется из санатория, а дело шагнуло вперед...
Озеро расположено в глубине казахской степи. Зыбь уральских отрогов не доплеснула сюда, опала на севере, перейдя в штилевую равнинную гладь. Почему озеро называлось Волчьим, никто не знал, даже местные старожилы. Наверное, раньше здесь водились волки, потом были истреблены, а название осталось.
На берегу несколько светлых строений. Коллектив работает здесь над использованием солнечной энергии. Во прос этот принципиально решен: кремниевые батареи давно преобразуют солнечный свет в электричество, но химически чистый кремний по-прежнему дорог. Испытываются другие матералы - политрон, германилин... Однако работы давно уже идут то новому руслу.
Началось с опыта: щиток кремния, щиток политрона, дальше - квадрат асфальта. Все учтено: отражение и поглощение лучей, возникающий ток. Но вот соединили политрон и асфальт термопарой. И тут произошло неожиданное. Температура под асфальтом оказалась выше на одиннадцать градусов, а под щитком политрона снизилась на тринадцать! Приборы засекли резкую разность потенциалов. Асфальт дышал, как раскаленная иечь... А если таких квадратов уложить тысячу, сто тысяч?..
Когда же белым и черным вымостили площадь на берегу,- в небо ударил синий воздушный столб, взморщил озеро, стягивая с его поверхности влагу. Рубахи, волосы, записные книжки намокли, словно в тумане, а над головами заклубилось облачко - единственное в чистом июньском небе.