Мы - домовые!
Шрифт:
Душевая выглядела как обычно, может, излишне чистой, но без следов кровавой бойни. Ещё раз проверив все углы, я поправила одежду и вышла в коридор. Повезло, что в этот вечер надсмотрщица нас не пересчитывала и не проверяла. Женщины излишним любопытством не страдали и на отсутствие двух соседок не отреагировали.
Пропажа обнаружилась на утреннем построении, где сразу был устроен допрос. Все дружно подтвердили, что в спальне этой парочки не было. Предыдущим вечером девушки подметали дорожки вокруг барака. Всем известно, что там работы от силы на четверть часа. Куда они делись после, никто
— Ты убирала туалеты и душевые, — проявила надсмотрщица проницательность.
— Не видела, — стала я сразу всё отрицать.
Нюх у надсмотрщицы был как у овчарки. В смысле чуяла она неладное, нутром ощущала мою вину, а доказать ничего не могла. Предполагаю, мои артистические способности были так себе, но придраться было не к чему. Случай исчезновения двух заключённых оказался неординарным в Восточном. Начальница наведалась в наш барак и вместе с надсмотрщицей проверила каждый закуток.
— Сбежали? — недоумевала она.
— Эта что-то видела, но молчит, — сдала меня Гестаповка.
— На сутки её к столбу, потом поговорим.
Вырваться и убежать я не успела. Меня быстро скрутили, раздели и в голом виде поволокли к площадке для наказаний. Увидев виселицу, я запаниковал так, что мозги отключились. Я выла, рыдала, пыталась вырваться, только сказать, где две женщины, не обещала.
Как потом оказалось, лишать жизни меня не планировали. Просто привязали за руки и закрепили к столбу. На этом экзекуция закончилась.
— Погода завтра будет хорошая, — сообщила на прощание надсмотрщица и в сопровождении службы охраны удалилась.
До меня наконец дошёл смысл слов, сказанных ею. Сутки у столба! Да в голом виде и на солнцепёке! От меня же к вечеру следующего дня останется покрытая волдырями красная тушка! Хотя это были перспективы будущего. Закреплённые высоко над головой руки стали неметь уже через несколько минут. Спасибо, что это не классическая дыба. Но и просто стоять с задранными вверх руками оказалось больно.
К середине ночи я не чувствовала ни рук, ни ног. Живот бурчал от голода, а в горле всё пересохло. Впервые я наблюдала ночную жизнь этого закрытого заведения для женщин. Патруль ходил каждые полчаса, меняя маршрут. Над оградой и административным корпусом светилась магия амулетов. Я и раньше знала, что сбежать из Восточного невозможно, и сейчас получила наглядное подтверждение.
Рассвет я встретила пританцовывая от холодной утренней росы, покрывшей мои ноги. Вскоре эта влага высохла и мне стало теплее. Казалось бы, онемевшее за ночь тело стало невосприимчивым, но повышающуюся температуру воздуха оно ощутило. Ближе к обеду я очумела от жары, жажды и боли в каждой клеточки тела, что не помешало мне помочиться под себя.
В какой-то момент я стала опасаться, что ослепну. Казалось, солнце выжигает глаза через закрытые веки. С большим трудом мне удалось перехлестнуть верёвки так, чтобы я смогла повернуться спиной. Натяжение рук стало сильнее, зато на какое-то время смена положения тела дала облегчение. До вечера я раз десять поворачивалась к солнцу и обратно. Обгорела ровненько, кругом и заработала тепловой удар. Ко всем прочим прелестям добавились головная боль и тошнота. Как меня отвязывали от столба, я воспринимала словно в тумане. Больше всего хотелось пить и блевать.
В родном бараке было время для личных дел и на меня никто не отреагировал. Удивительно, но мою одежду и тряпки не украли и даже сложили на кровати. Хотя и помощи никто не предложил. Покосились на то, как я пытаюсь попить прямо из ведра и промолчали. Взять в руки ковшик или что-то сделать я не могла по причине боли и отсутствия чувствительности в конечностях. Напиться мне всё же удалось и далее я поплелась к кровати. В моём схроне что-то из лекарственных средств имелось. До того времени, как вернётся чувствительность к рукам, проникать в подпространство было бессмысленно.
Соседки поглядывали на меня со страхом. Предположила, что видок я имела соответствующий. Про то, как всё болело, и рассказывать не нужно. По этой же причине я не могла уснуть. Зато, как только смогла пошевелить пальцами, выбралась из спальни и отправилась в туалет, а оттуда в схрон.
Первым делом, конечно же, приняла обезболивающую настойку. Посидела минут пять и побрела в ванную любоваться на себя. Видок был примерно такой, который я и ожидала. Вообще-то солнечные ожоги легко лечатся особой мазью. У домовых на кухне часто случаются ситуации, где требовалась эта мазь. Но мне ни разу не доводилось использовать её на всё тело. Времени на лечение я потратила много. Потом попила морс, немного поела паштета и варёных яиц и осторожно выбралась обратно в туалетную кабинку.
Чтобы блеск мази не был слишком заметен на теле, пришлось одеться и уже после этого лечь в кровать. Со всеми этими похождениями поспать до подъёма получилось часа два. А с учётом предыдущей бессонной ночи я совершенно не услышала гонг.
Кто-то попытался меня разбудить и увести на завтрак. Кажется, я слышала стук стека надсмотрщицы о спинку кровати, но не отреагировала. Более-менее пришла в себя, когда женщины вернулись с ужина и занялись ежедневной уборкой.
В эту ночь я неплохо отдохнула в схроне. Поела от души, осмотрела себя со всех сторон. Ожоговая мазь сняла боль и облегчила состояние. Кожа уже не выглядела малиновой и не имела волдырей. Хотелось и лицо привести в норму, но я побоялась это делать, и без того у надсмотрщицы много лишних вопросов возникает, как при урезанной пайке и пытках я продолжаю иметь цветущий вид.
Следующим неприятным сюрпризом стало то, что все дни, что я пропустила стоя у столба и валясь в спальне, мне придётся отрабатывать. Моя норма ежедневных изделий из кожи увеличилась на одну единицу. Причём там ещё и штрафные санкции наложились. Сами понимаете, что для меня это не было проблемой. Но и показывать, что могу пошить больше, чем положено по норме, не стоило. Я послушно сдавала двадцать одну штуку в день и не роптала.
Казалось бы, жизнь снова вошла в какой-то ритм и меня перестали замечать. Расследование пропажи двух заключённых ни к чему не привело. Свидетели не появились, моя экзекуция не принесла плодов. Думаю, надзиратели и сами понимали всю глупость содеянного. Надсмотрщица лютовала, каждый вечер устраивала построения и личные досмотры каждой, но толку от этих действий не было.