Мы еще встретимся
Шрифт:
— Что же ты считаешь, у нас может не хватить сил?
— Не знаю, — сказал Долинин. — Не хотел бы так думать. Но на вещи надо смотреть реально. Ленинград уже в кольце, и удержать его, пожалуй, невозможно…
— Ничего подобного! — почти крикнула Нина, она была тут же. — Не быть им в Ленинграде, не быть!
Она резко отодвинула стул и выбежала из комнаты.
— До чего она все-таки невоспитанна, — сказал Долинин, глядя куда-то в сторону.
Нелли Ивановна вздохнула.
— Знаешь что, — сказала она тихо, — мне кажемся,
Больше они не говорили. Долинин задумчиво смотрел в пустой стакан.
Если бы Нину в этот день спросили, почему она думает, что Ленинград не сдадут, она не сумела бы ответить. Каждый день она слушала по радио ленинградцев. Они говорили взволнованно, твердо, обещали не сдать города, чего бы это ни стоило.
«Нет, нет, — думала она. — Этого не будет… Этого просто не может быть…»
Давно Нина не садилась за рояль.
Консерватория теперь была далеко. Впрочем, Нина и не жалела о том, что не поступила.
Напрасно Нелли Ивановна радовалась, что в квартире, которую они заняли, стояло пианино, напрасно вызывала старенького настройщика, — Нина не подходила к инструменту.
Долинин сказал:
— Зто все нужно пережить. Придут снова нормальные времена.
Он предложил оформить Нину кассиршей или хотя бы билетером в своем театре. Но Нина решительно отказалась.
С утра она уходила из дому, бродила по улицам города. Иногда встречала знакомых, тоже перебравшихся сюда, нехотя здоровалась, проходила мимо. Сидела на скамейках круглого сквера. Оттуда была видна широкая большая река. Сейчас была осень, и река сильно обмелела. Пароходы шли медленно, лавируя по фарватеру.
Много раз она думала, что так дальше продолжаться не может. Она должна куда-то поступить, где-то работать, приносить настоящую пользу.
Как-то, проходя по улице Луначарского, мимо большого дома, где прежде была школа, а теперь размещался госпиталь, Нина увидела, как из крытой машины выводили привезенных с вокзала раненых. Некоторых несли на носилках. Другие шли сами, поддерживаемые санитарками. Небольшая беленькая девушка вела огромного парня. Он обнял рукой ее узкие плечи, с трудом переступал ногами. Санитарка напрягалась из последних сил. Казалось, девушка сейчас рухнет под тяжестью этого человека. Нине захотелось помочь девушке. Она подошла к красноармейцу, положила его свободную руку себе на плечи и вместе с маленькой санитаркой повела раненого по лестнице.
В большой светлой комнате с надписью «Сортировочная» они усадили его на длинную скамейку.
— Спасибо, — просто сказала девушка Нине.
Надо было идти. Нина направилась к выходу, но у двери внезапно остановилась.
— Скажите, — спросила Нина, — где у вас заведующий?
— Начальник… — поправила девушка. — Во втором этаже налево.
У двери с дощечкой «Начальник госпиталя» Нина перевела дух, нерешительно потянула скобу:
— Можно?
— Да.
Человек в белом, застегнутом на груди халате, между бортами которого виднелись зеленые петлицы с тремя шпалами, даже не поднял головы. Он что-то писал.
Нина ждала. Начальник был плотен, даже, пожалуй, чуть полноват. Седеющие волосы, сквозь которые проглядывала лысина, были аккуратно подстрижены и гладко причесаны.
Наконец он перестал писать и поднял голову:
— Чем могу служить?
На Нину сквозь очки выжидающе смотрели внимательные глаза.
— Я хочу поступить к вам в госпиталь, — сказала Нина.
— Кем же? — Начальник снял очки, по-прежнему пристально и чуть удивленно разглядывая Нину.
— Кем хотите.
— А что вы умеете делать?
Нина не знала, что ответить. Ведь она, и в самом деле, почти ничего не умела.
— Я… Я в школе в санитарном кружке была, — выпалила она.
Начальник улыбнулся. Он уже не имел прежнего недоступного вида.
— О, это очень много! А сколько классов окончили?
— Десять. Я из Ленинграда.
— Догадываюсь. — Он немного помолчал. — Видите ли, не стану скрывать: мне до чертиков нужны люди. Санитарки, обслуживающий персонал…
— Я согласна, — кивнула Нина.
— Согласны? А знаете вы, что такое труд санитарки? Это бессонные ночи, черная работа, порой очень, очень неприятная…
— Все равно.
— Хорошо, — сказал начальник госпиталя. — Только потом не плакать. — Он поднялся из-за стола и протянул руку: — Военврач первого ранга Роговин.
— Нина, — краснея, сказала она.
— Вот что, — начальник внезапно стал похож на обыкновенного доктора, какие приходили к Нине в детстве и касались ее теплыми гладкими руками. — Вот что, — повторил он, — мы тут учредили нечто вроде школы сестер, но только для работающих, так что, если будет большое желанье…
— Спасибо, — сказала Нина.
— Ну и все. — Начальник снова стал прежним, сосредоточенным. — Идите в канцелярию. Это внизу. Я позвоню. — И он положил ладонь на трубку телефона.
Когда Нина объявила дома о принятом ею решении, Нелли Ивановна всплакнула. Она знала, что уже не в силах ничему помешать. Надежды на большое будущее дочери казались разрушенными вконец.
Узнав о поступке Нины, Долинин лишь пожал плечами, словно хотел этим сказать, что более нелепое было бы трудно придумать.
2
Училище расквартировалось в старом военном городке на окраине Канска.
Унылые длинные белые казармы в два этажа с четырех сторон окружали просторный учебный плац. Позади казарм каменным четырехугольником тянулся, похожий на монастырский, забор. Здесь после зарядки у длинного ряда рукомойников мылись раздетые по пояс курсанты.
Ночи становились прохладными. Курсанты дрогли в очередях к крану, потом наскоро ополаскивались водой и бежали согреваться в помещение.