Мы из ЧК
Шрифт:
Саша тоже переживал: «Если убежали бандиты, могут встретить и убить! И справка пропадет…»
— Давай, Саша! — Леонов подтолкнул легонько парнишку.
Стучать пришлось долго. Отозвался дед. Саша выпалил одним духом заученное. Зубы выстукивали чечетку.
Терентий подозрительно спросил:
— Чего пыхтишь?
— Бежал очень, — не растерялся Саша.
В сенях послышалось шушуканье. Но дверь не отпирали.
Затем вкрадчивые шаги. Старик уточнил:
— Ты еще здесь?
— Здеся! — Саша весь дрожал.
За
— Что же нам с Васей делать?
— О, черт, заходи!
Звякнула щеколда. Упал тяжелый крюк. Чекисты рванули дверь.
Саша отпрыгнул в сторону и, скатившись с крыльца, угодил в сугроб.
— Ах, гаденыш! — Из сеней выстрелили.
Леонов метнул в хату бомбу. Вспышка. Гром.
Саша — за ворота!
В усадьбе зачастили выстрелы. Кто-то хрипел в снегу. Трещали ставни.
Саша мчался по темным улочкам. На этот раз часовой у «Астории» не задержал его. Сам открыл дверь.
— Давай, шкет!
Вася кинулся к другу.
— Поймали?..
— Ясное дело!
— А бумагу достал?
И Саша только тут опомнился: «Эх, совсем забыл!» И Леонову не сказал… Он старательно снял шаль. Почему-то навернулись слезы.
Саше попался на глаза портрет Ленина. В прищуре добрых глаз мальчику почудилось одобрение: «Ничего, брат, бывает!»
…Тетка схватила Васю в объятия. Тискает, целует, в глаза заглядывает. И Саше руку жмет. А сад вокруг — красота! Хочешь — груши, сливы — пожалуйста! Яблоки висят — ветки до самой земли нагнулись. А тетка опять обнимает, за плечо трясет — радуется!..
— Вставай, Вася!
Мальчик рывком подхватился. Ошалело озирался. Над ним склонился Леонов, придерживая забинтованную руку. «А где же тетка с яблоками?..» Сквозь окно сочился рассвет. Саша стоит, протирая глаза. Мальчики покорно поплелись за чекистом.
В дежурке за перегородкой сидел связанный Терентий. Глаз заплыл. На подбородке кровь. Рыжая борода всклокочена.
— Гаденыши! — шипел старик, тряся головой и пытаясь высвободить руки. — Кишки из вас вывернуть! Живых сжечь!
— Замолчи! — Васильев надвинулся на бандита.
Ребята переполошились, они не видели Георгия Константиновича и его «племянника». Не было среди арестованных и человека с косым шрамом, и колченогого Щуся. И военного с черной повязкой.
В углу что-то горбилось, прикрытое рядном в темных пятнах. Рядно ребятам знакомое, из стариковской каморки.
Леонов со свежей перевязкой на руке расхаживал по комнате. Он позвал Сашу в угол, здоровой рукой откинул рядно:
— Который «племянник»?
Парнишка содрогнулся, увидя бездыханного Георгия Константиновича. Рядом распластался широкогрудый «племянник» с окровавленной бритой головой.
Зажав рукой рот, Саша указал на широкогрудого:
— Племя-анник…
Когда арестованных увели на допрос, Васильев с сожалением сказал:
— Припоздали маленько. Убежали важные птицы. И Щусь, и Черный Ворон. И тот, с косым шрамом. Громов давно охотился за ними. И вот снова ушли…
— Виноватый я перед чекистами, — пробурчал Саша, не поднимая головы. — Плутал долго…
— Ничего, ребята! Вы и так хорошо помогнули…
Мальчиков забрал к себе Леонов. По дороге они завернули к знакомому парикмахеру.
— Под нулевку, Тарас!
Головам стало легче. Только холоднее. Но шагают малыши бодро, норовя попасть в ногу с Леоновым. А тот морщится: рука болит. Это в перестрелке, пулей.
Попали и на Озерки. Спекулянты кинулись врассыпную, издали завидя высокого «Цыгана» в шинели и с черной красноверхой кубанкой на голове.
— Що пан мае купять? — подкатился к чекисту седобородый еврей.
— Вот на них.
В два счета на прилавке оказался ворох — штанишки, рубашки, пальтишки подновленные, картузы и лохматые ушанки. Леонов почесал затылок: дорого все!
— Уступлю пану командиру. Такие гарные сыночки!..
А в домике, где квартировал Леонов, хозяйка вскипятила казан воды и принялась мыть хлопчиков.
— И на що здались оци голодранци? — ворчала она.
— За их жизнь бьемся, Хивря Панасовна.
Леонов понимал, что в такое горячее время, когда каждый час идет бой с врагами молодой республики, ему не дано воспитывать мальчиков. Через ЧК он запросил екатеринодарских друзей о Васиной тетке. Пока же Васю и Сашу решили поместить в школу-коммуну…
Накануне отъезда сидели втроем в комнате. Семен Григорьевич рассказывал хлопчикам о том, как служил он под началом Семена Михайловича Буденного, как рубились в лихих атаках.
— А Ленина вы видели? — вдруг спросил Саша.
Леонов поправил на перевязи раненую руку и поспешно ответил:
— Нет, брат, не пришлось. Буденного видел. Калинина пришлось охранять. Приезжал он в Конную армию. А Ленина… не пришлось.
— А Георгий Константинович видел. Как нас с вами, вот как Ленина видел. Пропуск держал в руке…
Леонов бросил пятерню в черный чуб и зло сказал:
— Набрехал вам тот паскуда! И не Георгий Константинович он, а Николай Николаевич Швецов. И не красный фронтовик, а врангелевский белый офицер. А тот дед Терентий — вахмистр царской армии, погромщик. Враги наши! Такие подорвали склад в Москве. И радиостанцию. Ту, по которой товарищ Ленин с народами разговаривал. Советскую власть душат сволочи! А все его «братья» и «племянники» — тоже офицерье. Вас они сделали связными, а чтобы крепче спали ночью и ничего не слышали, в чай подсыпали порошки. То-то и головы ваши трещали…