Мы из спецназа. Бумеранг
Шрифт:
– Ну вот, красавец, тут ты пока и посидишь.
– Он со вздохом опустился рядом. Чувствуя, что по щеке вновь скользит теплое, с беспокойством покосился на себя в карманное зеркальце. Царапины только начинали заживать, и каждую минуту ему казалось, что по лицу опять течет кровь. На этот раз ничего не текло, и все равно вид был такой, что те же ребятки из ППС с удовольствием прихватили бы за компанию и его. Сам же насильник, здоровенный парень с черной всклокоченной гривой волос, с широченными скулами, выглядел значительно лучше. И никаким, кстати, красавцем он не был. Разве что бросались в глаза четко очерченные, круто изломленные брови. Верно, за эти брови его и любили дамочки, а может, и за кое-что другое…
Мишаня покосился на брови насильника почти с ненавистью. Если рассуждать по справедливости то, следовало бы, конечно, внести в портрет обольстителя грубоватую корректуру, однако бить пьяного
– Мы, конечно, отвалим, - бормотал Шебукин, размыкая на руках сидящего стальные браслеты.
– Но ты все-таки помни, чувачок: это ненадолго. Если по возвращению нам шепнут о новых твоих проказах, лучше сразу заказывай гроб…
Разумеется, мужчина его не слышал, однако Михаил все-таки не мог уйти без слов. Таким образом, он не только прощался с недавним пленником, но и просил извинения. Все-таки кровь на ноже была не чья-нибудь, а его собственная, да и мало радости подбрасывать кого-либо ментам. Даже если в роли жертвы оказывается такое вот похотливое чмо. Как выясняется, любить могут и таких. Не зря же та лахудра набрасывалась на них! И ведь как царапалась! Могла бы и впрямь без глаз оставить. Будь на то воля Шебукина, он бы ее не в больницу, а в психушку пристроил. Но и тут сработало слово Харитонова. С подстреленной дамочкой в больницу отправился Юрик Пусвацет.
– Все, красавец, бывай.
– Он ткнул кулаком в массивное плечо и выпрямился.
– Желаю приятных эротических снов. В камере, разумеется, не на воле…
Он уже делал шаг от скамьи, когда тело богатыря жутковато дернулось, а из горла вырвался хлюпающий звук. Судорожно оглянувшись, Мишаня машинально присел. Глаза его отказывались верить в происходящее, но факт оставался фактом. Некто невидимый с жестокой методичностью расстреливал сидящего на скамье насильника. В сущности, человек, которого Шебукин вез сюда через добрых полгорода, был уже мертв. Тем не менее, пули продолжали кромсать огромное тело, выписывая что-то вроде правильного ромба. Две пули легли под ключицы, одна угодила точно в горло, четвертая вошла в живот чуть повыше пупка. Но это было еще не все, - далекий снайпер явно намеревался поставить эффектную точку - и он поставил ее, вмолотив пятую пулю в переносицу чернобрового соблазнителя.
Все это напоминало жутковатый сон, однако за Михаила работали уже рефлексы. Выхватив из кобуры «Макаров», он юркнул за скамейку, энергично закрутил головой, высматривая неведомого стрелка. Впрочем, даже если бы это ему удалось, полноценной дуэли все равно бы не вышло. Против снайперской винтовки (а стреляли именно из такой!) пистолетик Шебукина представлялся бессмысленной игрушкой. Да и спрятаться тут было совершенно негде. Некогда густой парк основательно проредили человеческие топоры и пилы, дополнительно подчистила его от листвы подступившая к городу осень. Ни зелени, ни стволов, ни гипсовых пионеров, - одни лишь мусорные кучи, возвышающиеся там и тут, словно скифские курганы.
И в эту секунду невидимый стрелок снова выстрелил. Но уже не в насильника, а в Михаила. Во всяком случае, от деревянной поперечины, располагающейся над самой головой Шебукина, с хрустом отлетела широченная щепа. Ясно было, что стрелок пользуется глушителем, поскольку выстрелов Михаил по-прежнему не слышал. Между тем, огонь не унимался, и каждый выстрел несложно было угадать по треску уродуемых перекладин. Не имея возможности укрыться, Шебукин не придумал ничего лучшего, кроме как распластался телом на земле, прикрыв голову руками. Было ясно, что стреляют со стороны дороги, но вычислить что-либо кроме приблизительного направления представлялось абсолютно немыслимым. Михаил видел поток машин, видел старенькие, выстроенные еще пленными немцами двухэтажки, видел вереницу гаражей с чахлым кустарничком, но разглядеть стрелка ему было не под силу. В сущности, хороший снайпер мог спрятаться где угодно. Будь у Шебукина бинокль, еще бы можно было попытаться рассмотреть далекого убийцу, но оптикой Михаил не располагал и потому, продолжал вжиматься в землю, считая выстрелы и прикидывая, скоро ли закончатся у противника патроны. Вполне возможно, что последнюю пулю берегли специально для него, а до той поры снайпер попросту забавлялся, заставляя «кандагаровца» трястись от страха и пачкать лицо мокрой листвой.
Даже когда все завершилось, Михаил долго еще лежал, ловя слухом малейшие звуки, боясь поверить в собственную удачу. Было ясно, что его отпускали, и это само по себе казалось абсолютно невероятным. Поднявшись на дрожащих ногах, он какое-то время всматривался в далекие строения. Теперь он стоял совершенно открыто, и появись такое желание у стрелка - снять Шебукина было бы делом одного мгновения. Но, видимо, желания такого у стрелка не возникло. Никто больше в него не стрелял, и, заторможено обернувшись, Михаила снова взглянул на мертвого насильника. Кровь вертлявой дорожкой спускалась со лба убитого, багровой пиявкой исчезала за воротом. Подходить и щупать пульс было бессмысленно. Стрелок, безусловно, знал, что делал. Лишь две раны из пяти представлялись сомнительными, все прочие только дублировали друг друга, поторапливая грешную душу вон из тела.
Не глядя больше на покойника, Михаил обратил внимание на изувеченную скамью. Стрелок и здесь сумел постараться, изувечив скамейку с особым прилежанием. Деревянные поперечины были разбиты пулями с ювелирной точностью, пробегая по краю - от верхней дощечки до нижней. Та самая стрельба, что зовется среди мастеров хирургической. И только теперь Мишаня окончательно понял, что персона «кандагаровца» далекого стрелка совершенно не интересовала. Шебукину всего лишь демонстрировали зловещее искусство снайпинга и не более того…
Глава 12
Даже с «СВУ» - укороченным вариантом Драгуновской винтовки - Дрэм чувствовал себя в машине не самым комфортным образом. Как ни крути, а для серьезной стрельбы салоны легковых автомобилей подходят не слишком. Нет надежной опоры для рук, тело согнуто болезненным крючком, и совершенно некуда поместить ноги. Однако высовываться в окно он все же не стал - стрелял по давно наработанной схеме - через темный тюль, надежно скрывающий затаившегося стрелка. Как известно, хороший музыкант обязан проводить за инструментом по пять-шесть часов в день. В чем-то подобном нуждался и он. Тир - штука, конечно, хорошая, но тем и отличается профессиональный снайпинг от спортивной стрельбы, что реалии могли в любой момент ошарашить неожиданностями. Именно этих неожиданностей нет и не может быть в комфортных условиях тира. А потому Дрэм сознательно усложнил ситуацию, выбрав для себя точку столь же шумную, сколь и зловонную. Его автомобиль стоял на самой обочине дороги, и гул проносящихся мимо машин, отдавался дрожью в позвоночнике, заставлял оснащенный глушителем ствол отчетливо вибрировать. В немалой степени досаждали и выхлопные газы. Кроме того, затылком, спиной и всем телом он ощущал взоры проезжающих мимо водителей. Матовые стекла, конечно, не позволяли им разглядеть роковые детали, однако это ни в коей мере не экранировало его собственную нервную систему. Каждый боевой выстрел требует от снайпера предельного напряжения. В этот миг должно исчезать все на свете. Ты остаешься один на один с «целью», железной преградой экранируя себя от всего окружающего. Не получится должного сосредоточения, неизбежно начнешь мазать. Либо сжигать взвинченные до предела нервы. Потому и уходят с убийственной работы уже через пять-шесть лет. Большего срока попросту не выдерживают.
Наверняка, тому человечку возле скамьи казалось, что снайпер издевается над ним, легко и небрежно пуская пулю за пулей, однако сам Дрэм отчетливо чувствовал, как напряжены его мышцы, как раскаляется неприятным жаром затылок и струится по тряпичной повязке на лбу ядовитый пот, стремясь добраться до глаз. Уже на последнем выстреле рука дрогнула, и пуля ушла мимо перекладины, зарывшись в голую землю. Оставалось, надеяться, что вжавшийся в землю боец этого промаха не заметит. Тем более, что с главной задачей Дрэм справился. Брюнета с всклокоченной головой он пригвоздил к скамье первым же выстрелом, угодив туда, куда и метил. Попадание в сердце - не самая надежная вещь, и настоящие снайперы всегда предпочитают поражение в голову - в глаза, мозжечок или переносицу, но сейчас можно было ограничиться и более простым вариантом. Тем паче, что Дрэм мог поправить себя в любой момент. Но поправки не понадобилось, и, покончив с акцией устрашения, стрелок спешно перевел винтовку левее и первым же выстрелом подрубил скат на машине Шебукина. Вот теперь можно было окончательно расслабиться, и, утерев платком взмокшее лицо, он занялся наблюдением. Наверное, на это не стоило тратить время, но он мог позволить себе такую роскошь. Время было раннее, и минуту-другую можно было полюбоваться сделанной работой. Если не воочию, то глазами того парня, что поднимался сейчас с земли. Дрэм смотрел, и с лица его не сходила довольная улыбка. Забавно, но чувство было совершенно мальчишеским. Он словно бахвалился перед чужаком отлично исполненной работой, и, судя по всему, чужак в этих делах кое-что понимал. Значит, и выстрелы его мог оценить по достоинству.