Мы — на острове Сальткрока
Шрифт:
Пелле расплакался еще сильнее, да и Стина всхлипнула. Только Чёрвен, увидев, как покрытое белой краской лицо Мелькера украсили мох и лишайники, словно крошки зеленого миндаля сливочный торт, чуть не подавилась со смеху. Но сочла за лучшее спрятаться за угол дома и там посмеяться вволю, чтобы не причинить лишних страданий дяде Мелькеру.
Немного погодя, когда Малин отмыла лицо Мелькера и протерла ему глаза раствором борной кислоты, он вдруг решил срубить яблоню.
— Здесь и так полно деревьев! — кричал он. — Я сбегаю к Ниссе и куплю топор!
— Нет уж, спасибо, — сказала Малин. — Дай мне хоть минуточку покоя.
Если бы она только знала, как мало покоя будет у них в тот день. Началось с того, что Мелькер вдруг хватился Юхана и Никласа.
— А где ребята? — спросил он Малин.
— В шхерах, ты же знаешь, — ответила Малин. — Хотя им давно пора быть дома.
Услыхав этот разговор, Чёрвен недовольно выпятила губы.
— И я так думаю. Пора бы уж Тедди и Фредди, дурам этаким, вернуться с Боцманом. Но теперь, видно, туман помешает.
Мелькер решил отложить на несколько дней окраску садовой мебели. Он сидел на крыльце и непрерывно мигал. Несмотря на борную кислоту, глаза резало, словно в них попал песок.
— Что это ты болтаешь про туман? — спросил он Чёрвен. — Солнце такое яркое, что глаза слепит.
— Здесь-то да, — ответила Чёрвен. — А вон там, за Ясеньковым островом туман густой, как каша.
— Верно, и дедушка мой так говорит, — подтвердила Стина. Мы с дедушкой все знаем, мы слушаем радио.
Прошло примерно часа два, прежде чем Мелькера стала колотить Великая лихорадка, так называла Малин его нервное состояние. С ним такое бывало не раз и теперь тоже случилось, как она и ожидала.
Малин знала своего отца, как человека мужественного. Она, как никто другой, могла судить о его мужестве, так как видела отца в решающие минуты жизни. Хотя некоторым, возможно, этот Мелькер казался слабым и ребячливым, а порой даже смешным. Но это было чисто внешнее. В нем жил совсем другой человек, сильный и бесстрашный, особенно во всем, что касалось его самого.
— Но когда что-нибудь угрожает твоим детям, ты теряешь рассудок.
И вот теперь он плакал о Юхане и Никласе. Но, прежде чем совсем потерять голову, он трижды сходил к Ниссе и Мэрте.
— Не то чтобы я беспокоился, — заверял он с робкой улыбкой в свой первый приход.
— Ваши дети привыкли к морю, так что за них я ни капельки не беспокоюсь, — уверял он во второй раз. — Но как там Юхан и Никлас барахтаются в этой каше, — добавил он, показывая на туман, который добрался уже до Сальткроки и не на шутку напугал Мелькера.
— Но и мои девчонки барахтаются вместе с ними в этой самой каше, — попытался успокоить его Ниссе.
Когда запыхавшийся Мелькер в третий раз вбежал в лавку, Ниссе засмеялся и спросил:
— Чем могу сегодня услужить? Есть превосходные вертела. Любой из них легко прошибет палец на ноге, и тогда у тебя появится другая забота.
— Спасибо, не надо вертела, — начал Мелькер со смущенной улыбкой. — Как я уже говорил… не то чтобы я беспокоился, но не пора ли поднять тревогу и уведомить спасательную службу?
— Это еще зачем? — поинтересовался Ниссе.
— Потому что я ужасно беспокоюсь, — ответил Мелькер.
— Нашел причину! — сказал Ниссе. — Да и что спасательная служба увидит в этой кромешной тьме? И вообще, что может случиться с детьми? Туман скоро рассеется, на море полный штиль.
— Да, море спокойное, — согласился Мелькер. — Мне бы вот таким быть…
Вконец расстроенный, он побрел к причалу и, увидев там серые бесформенные клубы тумана, которые волнами накатывались на него с моря, ужаснулся и закричал что было сил.
— Юхан! Никлас! Где вы? Скорей домой!
Ниссе, неотступно следовавший за ним, дружески похлопал его по плечу.
— Милый Мелькер! Если все так близко принимать к сердцу, то в шхерах и жить нельзя. Ведь от того, что ты тут стоишь и гудишь, словно сирена в непогоду, ничто не изменится. Идем-ка лучше к Мэрте да выпьем у нее по чашечке кофе с булочками, будет куда как хорошо.
Но Мелькер и слышать по хотел ми о каком кофе с булочками. Он глядел на Ниссе глазами, полными отчаяния.
— А может, они пережидают туман на Рыбьей шхере, как ты думаешь? Может, они сидят сейчас в сарае у Вестермана, им там хорошо, тепло и уютно. Ну, скажи же, что ты так думаешь! — заклинал он Ниссе.
Ниссе подтвердил, что и он так думает. Но как раз в это время из тумана вынырнула, тарахтя, моторка и прижалась к деревянным мосткам. Бьёрн вернулся с Заячьей шхеры и разбил их надежды. На Рыбьей шхере ребят нет, сказал он. Только что он сам заезжал туда и искал их повсюду.
Что-то бормоча себе под нос, Мелькер поплелся к дому. Продолжать расспросы он не отважился, боясь, что они заметят, как дрожит его голос.
Но и дома он ни словом не обмолвился с Малин. Она с Пелле сидела в общей комнате. Пелле рисовал, Малин вязала. На стене мерно тикали старинные американские часы, в камине краснели догорающие уголья, в комнате было удивительно спокойно.
Какой чудесной, какой безмятежной была бы жизнь, если бы дети не потерпели крушения на море.
Мелькер опустился на диван и замер. Время от времени он лишь тяжко вздыхал. Малин бросала на него испытующие взгляды. Она хорошо представляла, что с ним творилось, и ждала нового приступа Великой лихорадки. Тогда потребуется ее помощь, а пока она может тихонько сидеть и вязать.
Мелькер никого больше не замечал, ни Малин, ни Пелле. До них ему не было дела. Сейчас он думал только о сыновьях, которые боролись за свою жизнь на море. Он видел их куда отчетливее, чем Малин и Пелле. И всякий раз они вели себя по-разному. То лежали на дне лодки, полуживые от голода и холода, и слабыми голосами звали отца. То боролись с волнами, пытаясь из последних сил выбраться на скалистый островок. Они цеплялись ногтями за гранитные уступы и в отчаянии молили отца помочь им. Но вот налетал огромный бурун — и откуда он только брался, когда море такое спокойное! — и уносил их в глубину. Они тонули, и волосы их извивались в воде, словно морские водоросли. О боже! Почему дети не могут остаться навсегда трехлетними, не могут всегда играть в куче песка с лопаткой и ведерком! Тогда бы и родители не знали таких страшных мук!